Место под солнцем
Шрифт:
— Ну потерпите, потерпите, миленький, — приговаривала она низким воркующим голосом.
Он опять не мог сдержаться. Ему казалось на этот раз еще больнее. Жена и сын были дома, завтракали на кухне.
Она как бы почувствовала, что не следует пока слишком стараться, и ограничилась лишь легкими постукивающими движениями. «Надо же, какая умница, — подумал он, — понимает, что, при жене и сыне мне вопить неудобно».
Он опять не видел ее лица. Пока она не делала резких, разминающих движений, боль не отвлекала и можно было расслабиться. А расслабившись, он вдруг стал замечать,
Под тонкой шелковой блузкой не было лифчика.
— Пап, мы ушли! — крикнул сын из прихожей.
— Счастливо! — отозвался он, не поднимая головы. Они всегда уходили по утрам вместе. Жена отвозила сына в университет на своей машине. Хлопнула дверь.
— А с женой что же не попрощались? — спросила она, переходя к более сильным, болезненным движениям.
— Все-то вы замечаете. — Баринов коротко застонал.
Было больно. Но массажистку Свету он уже не стеснялся.
Еще через два дня он вызвал ее к себе в рабочий кабинет. Было восемь часов вечера, он отпустил секретаршу. В старом здании академического института стояла гулкая тишина, только иногда где-то вдалеке, на другом этаже, звякало ведро ночной уборщицы.
— Вы прямо волшебница, — сказал он, укладываясь на диван в своем кабинете, — я постепенно забываю о боли. Чувствую себя другим человеком.
Сеансы массажа не только снимали боль, но как-то бодрили, молодили. Это было очень важно при его тяжелой ответственной работе, при молоденькой, очаровательной любовнице. Попробуй-ка, закряхти по-стариковски!
После сильных разминающих движений она перешла к легким, поглаживающим, и опять он расслабился.
— Где же вы так ловко научились массажу?
— Во-первых, специальные платные курсы, во-вторых, большой опыт.
— А эротический массаж вы проходили на ваших специальных курсах?
— Ну а как же? Конечно, — ответила она с легким хриплым смешком.
— И тоже есть опыт? — спросил он весело.
— Разумеется.
— И так же полезно для здоровья?
Она рассмеялась, ничего не ответила, но довольно откровенно прикоснулась грудью к его спине.
Все дальнейшее произошло грубо, деловито и, надо признать, достаточно профессионально с обеих сторон. Позже он подумал, что по ощущению это сравнимо с сытным, обильным обедом в какой-нибудь простецкой бюргерской пивной, где можно, не смущаясь, рыгать, чавкать, ковырять в зубах, где жир толстых жареных сарделек стекает по подбородку, от сала лоснятся лица и грубые доски стола, от здорового гогота и жизнерадостных переливов тирольских песен дрожит пена в пивных кружках и потом не можешь двинуться с места от приятной, сытой тяжести во всем теле.
Ощущение было особенно острым, ибо (если продолжить гастрономические сравнения) близость с его молоденькой, воздушно-худенькой любовницей балериной Катей Орловой напоминала изысканную трапезу в очень дорогом французском ресторане, где мерцает старинное серебро, к каждому блюду прилагается множество соусов, вилок, вилочек, ножичков, и скатерти белоснежны, и вино из королевских подвалов. Там не рыгнешь, не откинешься с пыхтением,
Трудно решить, что лучше, да и зачем утруждать себя выбором? Контраст впечатлений сам по себе так хорош, что не стоит портить его лишними вопросами. Жизнь коротка, и ни в чем не надо себе отказывать. Потом не наверстаешь… Егор Николаевич щедро расплатился и за массаж, и за полученное удовольствие. Света спрятала деньги в сумочку все с той же мягкой, неповторимой улыбкой.
Он окончательно расслабился и понял — с ней можно не церемониться. Церемоний хватало с Катей. Вот уже второй год длился их возвышенный, красивый, ко многому обязывающий роман.
Оказалось, что по-тихому совмещать одно с другим вовсе не сложно и не обременительно. Катя знала, что два раза в неделю ему делают массаж. Ну и что? В ее разумную голову ничего такого прийти не могло. Молоденькая, неопытная, слишком гордая, чтобы подозревать, ревновать… Массажистка знала о любовнице, но ей это было по фигу. Она честно зарабатывала свои деньги. Какая тут может быть ревность?
Пикантная мужская тайна тешила тщеславие, щекотала нервы. Контраст впечатлений бодрил, придавал его трудной, напряженной жизни особую прелесть и остроту. Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы не досадная случайность. Катя застукала его с массажисткой, да не просто так, а за час до Нового года. И не простила.
Он между тем успел привыкнуть к контрасту, к остроте впечатлений. Ограничить свой интимный досуг одними только грубоватыми сытными прелестями массажистки — это скучно. А возвращать гордую Катю, падать в ножки или заводить очередную утонченную девочку-любовницу — обременительно и по большому счету даже рискованно. У него, на минуточку, есть еще и жена. Об этом тоже не стоит забывать.
Телефонная шептунья не унималась. Наоборот, озверела. Она позвонила глубокой ночью, рыдала и орала в трубку так, что у Кати звенело в ухе:
— Это ты виновата! Ты никогда его не любила!
Кате даже стало жаль глупую злодейку. Та задыхалась, голос был хриплым. Истерика казалась совершенно искренней. Видно, и правда женщина любила Глеба. Ну что же теперь? В тюрьму ее за это сажать?
— Успокойся, пожалуйста, — мягко сказала она, — ложись спать. Три часа ночи.
Катя с детства была убеждена, что всегда, в любой ситуации надо сохранять спокойствие, не злиться, не хамить. Даже если очень хочется.
Отвечать хамством на хамство, истерикой на истерику, срываться, показывать, что это тебя задевает, — нетушки, много чести!
Последовало долгое молчание и судорожные всхлипы. Наконец Катя услышала хриплый заплаканный голос:
— Ну и нервы у тебя, Орлова. Железная леди.
— Пожалуйста, не звони больше, ладно? — тихо сказала Катя и добавила:
— Спокойной ночи.
Она хотела нажать кнопку отбоя, но Жанночка, которая успела проснуться и прибежать из соседней комнаты, выхватила радиотелефон.
— Если ты, мерзавка, не успокоишься, пеняй на себя! — выкрикнула она в трубку и только после этого нажала кнопку отбоя.