Место под звездами
Шрифт:
— Да уж, — сказал Томин. — Очень внимательно.
— По известным роботу, да, кстати, и всем нам правилам, в него теперь должны были стрелять. Не могли не стрелять. Иначе — провал на выпускном экзамене. Так?
— Ты хочешь сказать…
— Серёжа, она не стала его «убивать», хотя имела стопроцентную гарантию попадания. Возникла критическая ситуация. Для настоящего животного это бы ничего не значило. Но у робота неверным оказался опорный элемент программы: «Зверь должен уничтожить курсанта, курсант должен уничтожить Зверя». И базовая программа исчезла. Машина остановилась. Процессор перегрузился.
— Невероятно!.. — прошептал Томин. — Ты же представляешь, что курсанты чувствуют на маршруте?.. Они боятся, волнуются, они…
— Эта девушка — Багрова, «взяла» большую скорость и «надорвалась». К тому же, падая в расщелину, повредила руку. А ещё и перенесла тепловой удар. Поэтому двигаться самостоятельно ей было уже не по силам. Но помнишь инструкцию: «курсанту на Дистанции разрешено по своему усмотрению использовать любой объект маршрута». Девушке нужен был помощник. Вот она и решила запрограммировать теперь покорного и безобидного робота…
— Да каким же образом?! — взорвался, наконец, Томин.
Рублёв не торопился. Взял из вазы на столе яблоко, откусил и, задумчиво пожевав, сказал:
— По песку она подползла к нашему Зверю, приподнялась и стала его гладить…
Ирина Кореневская
Эго
Джека Мильтона можно было назвать самым настоящим эгоистом. В сущности, он и сам так называл себя и очень гордился своим подходом к жизни. Всё для себя, любимого — это был его девиз. Джек считал, что только подобное отношение к жизни позволяет ему нормально существовать — пусть иногда и в ущерб другим людям. Эти другие его вовсе не волновали — сами виноваты в том, что не относятся к себе так же, как относится он.
Джек старался брать от жизни всё, что можно. И считал, что имеет на это полное право.
— Если не я, то кто же? — усмехался он, размышляя о своей жизненной позиции.
Несмотря на неприязнь окружающих, чувствовал он себя неплохо. Считал, что люди просто ему завидуют. И больше всего в жизни любил исключительно себя. По этой причине не был женат, несмотря на то, что возраст его приближался к сорока годам.
— Зачем мне жена? — спрашивал он, если кто-то из знакомых заикался об этом. — У меня есть приходящая домработница — проблемы с бытом решены. Для всего остального существуют другие способы… Очень удобно, знаете ли…
— А дети?
— Какие дети? И зачем? Чтобы, если вдруг у меня появится жёнушка, способная оценить по достоинству такое сокровище, как я, она бы переключилась на этот визжащий мокрый комок, при этом забыв об основной своей обязанности — ухаживать за мной? Увольте… Что же до продолжения рода — оно мне не нужно, потому что никакой младенец не может быть моим продолжением. Я — это Я! Единственный и неповторимый! Сомневаюсь, что кто-нибудь сможет заинтересовать меня больше, чем моя собственная персона. Я и так доволен своей жизнью. А обуза мне ни в каком образе не нужна.
Говорил это Мильтон совершенно серьёзно — ирония в отношении себя ему была недоступна. Да, он был самым настоящим эгоистом. Впрочем, его вина тут была только наполовину… Джека воспитывала одинокая мать, видевшая в сыне единственную свою радость. Теперь же она пожинала плоды воспитания: выросший парень даже матушку свою не любил, лишь позволяя пожилой женщине заботиться о себе в меру её возможностей. Правда, и заботу эту принимал не всегда благосклонно — всё зависело от его настроения…
Вот и сегодня — Джек проснулся слишком рано, и виновата в этом была, конечно же, мать. Ну а кто ещё? Женщина пришла утром, дабы проведать сыночка, а также помочь по дому. Хоть у Мильтона и была домработница, но от помощи матери он никогда не отказывался. Ведь она всё делала так, как ему было удобно и привычно. А сегодня она зачем-то с утра пораньше включила пылесос…
— Ты что — совсем ничего не соображаешь? — выскочил он в гостиную и злобно уставился на мать.
Худенькая старушка испуганно сжалась.
— Время — десять утра. Какого чёрта ты включила эту гадость? — он пнул гудящий пылесос. — Я встаю не раньше одиннадцати! Неужели трудно это запомнить?
— Но сынок… — пролепетала женщина. — Я… Он же не слишком сильно шумит. Раньше я убирала.
— Сегодня у меня был очень плохой сон. А тут ещё ты! Уйди с глаз моих, видеть тебя не хочу!
— Джек…
— Уйди!
Мать, вздохнув, тихо вышла из квартиры. Оказавшись на улице, она беспомощно огляделась по сторонам и расплакалась. Как же так — она ведь хотела только помочь сыночку, угодить ему… А в итоге, кажется, сделала хуже. И настроение ему испортила.
— Почему вы плачете? — раздался тихий голос.
Женщина подняла голову. На неё участливо смотрел какой-то мужчина, на вид её ровесник или чуть старше. Впечатление от него было не самое располагающее: бледная кожа, седые волосы и почти бесцветные глаза… Миссис Мильтон хотела было поблагодарить мужчину за беспокойство и проигнорировать вопрос, но внезапно рассказала о случившемся. А он так участливо её слушал, понимающе качая головой, что она даже стала успокаиваться…
— Всего одна игра, мистер Мильтон.
— И что мне это даст? — Джек Мильтон глянул на старика Ройса.
— В первую очередь моё расположение… К тому же это выгодно, потому что полученные деньги вы сможете потратить на себя любимого.
Джек задумался. Деньги — это, конечно, неплохо. Но что следует сделать для этого? Старик Ройс был известен своими играми, в которые вовлекал тех, кто был ему интересен. Никто об этих играх не распространялся и, казалось, ничего конкретного не знал, что наводило на не слишком приятные мысли. Хотя с другой стороны… Джеку стало интересно, что же для него придумал старик Ройс? Поэтому, соглашаясь, кивнул.
— Замечательно. Подпишите договор… И скоро мы с вами встретимся.
Джек очнулся ото сна и огляделся вокруг. Очень странно. Это была явно не его уютная комната. Поморщившись, он встал со слишком жёсткого матраса. Что происходит, где он находится и почему тут так темно? Едва Джек подумал об этом, как где-то под потолком вспыхнул прожектор, от яркого света которого Джек зажмурился.
— Привет, Джек! — раздался знакомый голос старика Ройса. — Вот и началась твоя игра.