Месяц Аркашон
Шрифт:
То есть сначала я увидел маленького мужика, который балансировал на дощечке. Дощечка каталась по асфальту на полосатом барабане. Барышня с пухлой попкой подбросила горящую ветку: мужик поймал ветку и засунул себе в рот. Я узнал Пьера, фокусника, огне-, шпаго- и прочеглотателя, с которым познакомился давным-давно на фестивале в Будапеште. С тех пор еще пару-тройку раз пересекался в разных местах. При нашей первой встрече Пьер находился на пике формы. Я восхищался его выправкой, пронзительной отточенностью жестов: сам я тогда еще только осваивал азы бродячей профессии. Теперь Пьер усох, сморщился, выпустил седую
— В Берлине у турков сейчас в моде бильярды с красным сукном.
— А есть такие люди, которые все делают через задницу.
— …..
— ………..
— ….!
— А ты чем занят?
— Я? Тоже выступаю на улице, вот как Пьер… Только я не умею огонь глотать, а просто танцую.
— Он не просто танцует, — встрял Пьер. — Если бы он просто танцевал… Он танцует сцены из фильмов.
— Bay? — удивилась Пухлая Попка.
— Как две капли! — пояснил Пьер. — Чистое кино. Целые сцены танцует, целые роли.
— Ништяк. А ты за дьяханов танцуешь, или за бабцов тоже? — спросила Попка.
— За мужчин чаще, — признался я, — но вообще всякое бывает. Что публика попросит… Недавно танцевал Белоснежку из «7 гномов». Накрасил губы и вертел юбкой, как долбаный трансвестит. Детям понравилось.
— А из «Унесенных ветром» можно? — спросила, разумеется, Попка.
— Можно, но не будет, — возразил я. — Очень часто заказывают.
— А «Моби Дика» заказывают? — спросил Рыбак.
Он всегда одет в длинный черный свитер, питается, как я позже выяснил, исключительно говяжьим мясом, пьет исключительно ром и иногда курит сигары какой-то редкой марки, делая максимум две затяжки. Волосы длинные, черные с серой проседью. И глаза его черны, как угли, и даже губы обветрены до черноты.
— Ни разу не заказывали. Вообще, спасибо, Рыбак, прекрасная мысль. Танец аборигена-гарпунщика. Может быть очень эффектно.
— Это про кита-убийцу, — проявила осведомленность Попка, — там все утопли. Как в «Титанике».
Черты лица у нее при ближайшем рассмотрении тоже оказались пупсиковыми. Со временем она станет похожа на борчиху сумо, но сейчас ей примерно 17, и детские припухлости воистину аппетитны. Хочется щипать щеки и подбородок. Видимо, это ее расцвет. У каждого свой пик: у кого в юности, у кого в старости. Через несколько лет Пышка пойдет вразнос.
— У мудреца Платона однажды спросили, — проявил еще большую осведомленность Рыбак, — кого на свете больше — живых или мертвых?
— Теперь больше мертвых расплодилось, — быстро прикинул Пьер. — А во времена Платона еще могло быть впополам. Или наших больше было…
— Что же ответил мудрец Платон? — спросил я.
— А Платон ответил: смотря как считать плывущих, — с несколько дешевой надменностью, часто свойственной обладателям тайных знаний, пояснил Рыбак. — Когда идешь под парусом… Можно вернуться, а можно запросто и остаться. Кем себя тут считать — живым или мертвым?
— Себя не фокус посчитать. Всегда видно: утоп или нет. Кто ждет — вот кто не знает, — сказала Попка.
Наверное, я понимаю, что Рыбак имеет в виду. Украшая по утрам собою пустынный пляж, я тренирую избавление от мыслей. Нужно хорошо знать, что мысль — это не ты. Она пришла и ушла, как деньги, одежда или женщина. Посмотреть на нее со стороны, как на рыбу в аквариуме. Тогда она вильнет хвостом и исчезнет в толще воды. В этот момент можно признать: что-то все-таки в ней от тебя было, ты скормил голубой бездне толику своего смысла. И бездна уже кажется немножко родной, и, если сейчас над заливом взметнется в полный рост Гамера и сожрет твой город, как муху лягушка, тебе не покажется это слишком несправедливым.
— Я видел, как ты закалялся тут, — Рыбак кивнул головой в сторону пляжа. — Посмотрю на тебя еще и, может, возьму с собой под парусом… Море — знаешь, это серьезно. Это вам не пробку чпок — и все вытекло…
И громко щелкнул пальцами, как танцор фламенко. Завидно — я так не умею.
— Кит-убийца, — опять произнесла Пухлая Попка. Взяла со стола свои шары, закрутила апельсиновый треугольник, понаддавая один шар загорелым лбом. Ей понравилось словосочетание.
— Дак ты сюда под дождем мокнуть или не прочь монету сшибить? — подмигнул Пьер. — Можно вместе поработать. Тут в округе хватает местечек… Бабье, может, лето еще впереди.
— Я после болезни, отдыхаю. Пустили пожить знакомые знакомых. Океаном подышать. Пока не могу работать.
— Про тебя говорят, в Верхнем городе живешь, — сказал вдруг Рыбак.
Надо же, про меня уже что-то говорят. Ну да, в таком городке трудно сохранять инкогнито.
— Я живу на вилле «Эдельвейс». У такой Женщины-с-большими-ногами, — я, конечно, назвал ее не так, а по имени и фамилии. — Но ее сейчас нет, я один там.
— Первая блядь в Аркашоне, — сообщил Рыбак. — Трахает всех приличных направо и налево. До тебя не добралась еще?
— Надеюсь, что доберется, — улыбнулся я. — Я ее один раз видел — баба свежак.
— Сколько ей? — поинтересовалась Попка.
— 33, — выдал я Фею.
— 33 — свежак? — удивилась Попка. — Это глубокий дохляк. Лично я не собираюсь париться до такого антиквариата. Лучше кинуть кони в 25, чем…
— А чего бы ей не трахать-то? — я, конечно, не мог упустить возможности выведать что-нибудь о Хозяйке. И о Хозяине. — Красивая, здоровая. Не вечно же траур носить.
— Да она и при муже туда-сюда трусьями махала! Даже настоятеля здешнего Нотр-Дама на себя положила. Весь город мужа жалел, чего он ее терпит. Он-то настоящий был малый… В море погиб, в пути… А что это за знакомые, у которых знакомая — Женщина-с-большими-ногами?
Бесцеремонный Рыбак, конечно, назвал ее не так, а по имени и фамилии.
Интересно, наврал ли Рыбак про распутство Женщины-с-большими-ногами? И что ему за дело до моей… до нашей с Мертвым Мужем женщины? Откуда Рыбаку вообще хотя бы что-нибудь о ней знать? Он ловит рыбу в Летнем городе, она делает бизнес в Зимнем, если не в интернете. Но забавно, что первый встречный делится со мной подобной информацией. Задним числом мне стало стыдно, что я не отреагировал как следует на «блядь». Надо было защищать свою женщину. С другой стороны, куда спешить? Информацию получить — тоже дело полезное.