Метаморфозы вампиров-2
Шрифт:
— Ему, по-моему, больно.
— Да, что-то он поздновато хватился. Наверное, уже не вытянет.
— Он что, погибнет?
— Почему, нет. Когда начнут лопаться ребра, камень автоматически остановится и его вытащат. Но когда поправится, ему предстоит пройти все заново. Не справится за три раза — вернут обратно четвертую степень. А это такой позор, что аттестант, случается, кончает с собой.
Стена с их отдалением снова приняла прежний вид.
— И что, неужели без всей этой давильни никак не обойтись? — спросил Карлсен. — Неужто хороший мозговой сканер не измерит их выносливость?
Клубин хмыкнул.
— Вот здесь вы рассуждаете как матералист.
Стена, рассеявшись в очередной раз, открыла взору что-то вроде аквариума: воды под самый потолок, и вверх струятся пузырьки. По центру громоздилось престранное создание — на первый взгляд, черный паучище с глазами-бусинками вокруг головы. Хотя нет, волосатые лапы на поверку оказались щупальцами, из которых одно уткнуто в стекло; присоски-коготки напоминали сороконожку. В оранжевом кончике присоски виднелось отверстие — видимо, впрыскивать яд. Немигающие глаза словно сознавали постороннее присутствие. По аквариуму безучастно плавали цветастые рыбы, на которых паук ноль внимания.
Присмотревшись, Карлсен углядел в его лапах угол продолговатого ящика.
— Там, внутри, один из наиболее обещающих претендентов на пятую степень. Этот тест один из самых ответственных, потому что ему приходится еще и перебарывать клаустрофобию. Он научился контролировать дыхание, но ему надо еще растянуть запас воздуха в саркофаге на двое суток. Если запаникует, то может нажать аварийную кнопку и мы его вытащим. Только он знает, что перед этим надо слить воду и выманить оттуда дефалу, а это как минимум четверть часа. Два кандидата так и погибли на прошлом испытании.
— А разве нельзя давать аварийный запас воздуха — допустим, если ситуация безвыходная и он теряет сознание?
— Нельзя. Скрыть от аттестанта этого не удастся, а потому весь тест насмарку.
Карлсен неприязненно покосился на дефалу, словно излучающую ненасытность и злобу. Чувствовалось, что она смутно чует под собой добычу и с аппетитом ее предвкушает.
— Ну что, идемте, — окликнул Клубин. — Вам меньше часа здесь осталось.
И хорошо: впечатление от гадрула было самое гнетущее.
Они прошли с четверть мили. Карлсен догадывался, что каждая дюжина шагов проносит их мимо очередной сцены мучительного, до хряска в костях, напряжения — к счастью, гребис обнажал их только выборочно. На этот раз остановились лишь в десятке футов от неброской, тронутой ржавчиной металлической двери. Стена при этом, как и прежде, тотчас просветлилась.
— Из всех тестов, — не без гордости сказал Клубин, — этот самый опасный.
Картина за стеной открывалась попросту гротескная. «Комната» полна была типичной для Дреды растительности, если б не синеватый оттенок, сошло бы за уголок тропического леса. В центре, припав спиной к деревцу, стоял голый человек — атлетического сложения, мускулистый.
— Они что, все еще его не умертвили? — немея от ужаса, спросил Карлсен.
— Нет, потому что это вардеек, растение, которое специально не приканчивает жертву. «Вардеек» — это название вида, само растение зовется «спандоркис». Интересно, как этот вид растет. Он способен в разжиженном виде проникать в организм и начинает там, бурно прорастая, отвердевать. Так что, заснув в наших тропических лесах, можно через час-другой проснуться пришпиленным к земле проросшим через тебя растением. Они паразиты, поэтому беспокоятся, чтобы жизненно важные органы жертвы оставались в целости, и поддерживают в ней жизнь тем, что подкармливают ее питательными веществами из почвы или за счет другой добычи. Известны случаи, когда животные, попав в эти путы, не околевают годами.
Карлсен не в силах был оторваться от этой тошнотворной картины.
— А если он попытается вырваться, что тогда?
— Вот тогда-то его и убьет. Спандоркис моментально впрыскивает яд, и через несколько секунд наступает смерть. Но вардеек можно контролировать умом: получается своего рода гипноз. То, что мы видим, это битва воль Дейрака и спандоркиса. Он должен пересилить спандоркиса, сделать его частью самого себя, полностью им помыкать. Но на это могут уйти недели, а то и месяцы.
Уже от самого наблюдения в теле возникала противная слабость — буквально чувствовалось: вот отростки пронзают тело, вот прорастают — через рот, через глазницы…
— А сами вы проходили такую аттестацию?
— Нет, тогда этого еще не было, не создали. Я проходил тест на вулканическую лаву. Рассказать? — Невозмутимая полуулыбка давала понять: ощущение Карлсена для него отнюдь не загадка.
— Спасибо, не надо!
Картина канула за каменной стеной, и Карлсен ощутил поистине физическое облегчение. Причем не собственное, а скорее Фарры Крайски, буквально шокированной сценами гадрула. Все это самоистязание казалось ей проявлением чисто мужского безумства.
— Ну что, — словно собираясь с духом, приостановился Клубин, — идем в седьмую степень?
Он, повернув, потянул на себя ручку ржавой двери, протяжно заскрипевшей (а как же иначе) петлями.
«Галлюцинация» — вот первое, что мелькнуло в голове от открывшегося вида, навеянного, казалось, извращенной фантазией насмешника-гребиса.
Они стояли наверху большой мраморной лестницы, за которой расстилался сад, словно взятый из «Тысячи и одной ночи». Теплый воздух пах свежестриженной травой (заныла приглушенная ностальгия по Земле): густо, бархатисто жужжали насекомые, и слышался шум воды. Первое, что бросалось в глаза, это буйство красок. Со ступеней взору открывалось множество тропинок, петляющих меж клумб, и синих лужаек, окаймленных цветущим кус— тарником. Лужайки рябили цветами всех оттенков радуги. Дальше начинались матово-кудрявые деревья вроде вязов, но пониже и самых что ни на есть причудливых очертаний. И, наконец, посередине, отражаясь в лучезарно— туманной синеве неба, стыло широкое, зеркально-неподвижное озеро. Местами над равниной поднимались тихо и прямо, как из труб, розоватые струи пара (отсюда, видимо, и серебристый туман над долиной).