Метаморфозы вампиров (сборник)
Шрифт:
Надо отметить, что я в тот вечер слова выдавить не мог, все глазел на своего кумира. Как любому мальчишке-школьнику, мне, разумеется, грезилось стать астронавтом. Добавлю, что и вся семья наша волновалась больше обычного: это же все равно, что пригласить к обеду Марко Поло или полковника Лоуренса из аравийских пустынь.
Пару часов беседа велась вокруг обычных тем, понемногу все расслабились. Мне даже дали к цыпленку кружку домашнего пива. Улучив момент, я подобрался к бочонку и наполнил ее по новой. Ближе к полуночи мать отправила меня спать; когда она повторила приказание в третий раз, я пошел вокруг стола прощаться с гостями. Наконец дошел и до Карлсена; встал перед ним, не сводя глаз и, собравшись с духом, брякнул:
«Можно, я у вас что-то спрошу?». «Ну-ка, марш в кровать», — велела мама, но Карлсен вроде как непрочь был ответить. «А вы правда живете в монастыре на Луне?» — спросил
Тут уж я преспокойно уселся и слушал, и никто больше не отсылал меня спать. Лед тронулся. Карлсен, похоже, ничего не имел против расспросов. Больше всех по этой части отличалась сестра, Марсия (в детстве ее звали «любопытной Варварой» из-за непомерной любознательности). Она спросила Карлсена, что он делал на Тибете; он сказал, что скрывался там от громкой славы после того, как в журнале «Вселенная» появилась история о вампирах. («Убийцы со звезд: Правда об инциденте со «Странником» — Ричард Фостер/Дженнифер Гейерстам; 26 января 2112, позднее издано книгой с одноименным названием.) Отец тогда спросил, не вызвала ли попытка избежать громкой славы обратного эффекта. Карлсен ответил, что да, в самом деле так, но не сказал при этом всего. Когда вампиры были уничтожены (в 2076 г.), Карлсену требовалось время уединиться со своими мыслями. Фалладе время требовалось, чтобы проработать заново свою книгу. Выложи они все без утайки, им бы житья не стало от бесконечных набегов поклонников, репортеров и телесъемшиков. Этого — во что бы то ни стало — надо было избежать.
В каком-то месте я включил свой переносной магнитофон, а сам потом заснул за отцовским креслом. В кровать отнес меня отец. Карлсена наутро уже не было. А магнитофон все так и работал под креслом. И у меня по-прежнему хранится запись той беседы. В основном сказанное обнаружилось позднее в книге Карлсена «Случай со «Странником». Хотя книга заканчивается тем, как был восстановлен и впоследствии посажен на Луну «Странник». Карлсен потом продолжил рассказ о жизни на Стораване и работе над гипотезой вампиризма с Эрнстом фон Гейерстамом. Этому положила конец смерть фон Гейерстама — в возрасте ста пяти лет он разбился, катаясь на горных лыжах. Карлсен был убежден, что фон Гейерстам, так или иначе, все равно бы умер. «Благотворный вампиризм» продлял ему жизнь, но лишь тем, что замедлял обычный процесс старения. Проблема, сказал Карлсен, в том, чтобы не просто его замедлить, но и «реверсировать» — направить вспять.
Фалладе, видимо, такая мысль показалась непривычной, и он на это ответил: «Обратить время физически невозможно». «Время в абстрактном смысле — да, — ответил Карлсен. — Но не время жизни. В этой, нашей Вселенной, время — лишь еще одно название обмена веществ. В телах у нас этот процесс потихоньку ползет, как часовая стрелка на циферблате, сжигая постепенно запас жизни. А вот в минуту сосредоточения мы всякий раз замедляем этот процесс — потому-то философы и ученые живут иной раз дольше, чем другие люди. Благотворный вампиризм увеличивает продолжительность жизни, поскольку усугубляет силу сосредоточения. Космические вампиры обрели в некотором роде бессмертие тем, что тысячелетие жили одним лишь сосредоточенным усилием избежать гибели в черной дыре. Но они не уяснили сути своего открытия. Им думалось: для постоянного поддержания жизни требуется поглощать жизненную энергию. Это было ошибкой. Та энергия лишь подбадривала их, словно стакан горячительного.»
Тут вклинивается мой отец: «А если бы они уяснили-таки суть своего открытия, это бы дало им бессмертие?».
«Нет. Потому что до них так и не дошло, что подлинная причина — в реверсировке времени. Мне надо было догадаться о том тогда, на Даунинг-стрит (сказано, очевидно, Фалладе). Вся та сила, текущая из Ниотх-Коргхай… (здесь слов не разобрать: кто-то подбрасывает в огонь дрова).»
«Но почему тогда Ниотх-Коргхай смертны?» — спрашивает Фаллада.
«Потому, что они придерживались линии развития, включающего конечное отрешение от тела. Таким образом, они делались подвластны лишь абсолютному времени. Из чего следует,
Фаллада: «Ты хочешь сказать — это опровергает мою теорию вампиризма?».
Карлсен: «Наоборот, это ее довершает».
Мой отец: «Но есть ли какое-то свидетельство, что мы можем достичь реверсировки времени?».
Карлсен: «Я уже ее достиг».
Тут, казалось бы, впору накинуться с расспросами: когда да как. А мама вдруг просто спрашивает: «Кто будет кофе?». За нею подает голос сестра: «Давай, я разнесу…». Затем беседа возвращается к вампиризму и виктимологии — теме последней книги фон Гейерстама. На этом запись в капсуле обрывается.
Это было моей единственной встречей с Карлсеном. После решения Всемирного суда взять его под защиту от средств массовой информации, он опять удалился на Стораван. Через пять лет в письме я напомнил ему о том вечере и спросил, нельзя ли мне, когда буду в Европе, позвонить и приехать к нему. Он ответил вежливо, но твердо, что исследования у него сейчас достигли кульминации, и он не может принимать посетителей.
Еще раз я его увидел лишь однажды — в гробу. Буквально на следующий день после того, как стало известно о его смерти, я прибыл в Стокгольм и тут же нанял частный самолет, чтобы добраться до Сторавана. Виолетта, третья жена Карлсена, встретила меня любезно, но сказала, что оставить меня решительно не может. Однако пригласила отобедать в семейном кругу — оказывается, у Карлсена большущая семья — и затем провела меня в усыпальницу за часовней. Это была восьмиугольная комната, вдоль стен которой стояло несколько каменных гробниц, — очевидно, захоронения предков фон Гейерстама (Примечание редакции: Бухбиндер ошибается — надгробия принадлежали семейству де ла Гарди). Тела фон Гейерстама среди них не было — выполняя последнюю волю, его затопили в гранитном гробу посреди озера. В центре помещения находились обособленно четыре саркофага. Миссис Карлсен сказала, что один из них содержит пепел любовника королевы Кристины, графа Магнуса. По соседству с ним, на каменной платформе, стоял саркофаг Олофа Карлсена. Крышка была частично сдвинута, чтобы можно было видеть лицо. Для меня было полной неожиданностью, что внешне он не изменился в сравнении с тем, когда я видел его последний раз. Более того: он выглядел моложе. Я положил ему ладонь на загорелый лоб. Он был мертвенно холоден; вместе с тем рот казался твердо сжатым, словно Карлсен притворился, что спит. Он так походил на живого, что я преодолел неловкость и спросил миссис Карлсен, провел ли врач лямбда-тест. Та ответила, что да, причем наблюдалось полное прекращение обычного обмена веществ.
Миссис Карлсен — католичка — опустилась на колени для молитвы. Я присоединился к ней из уважения, чувствуя неловкость и стыдливую неискренность. От каменных плит веяло холодом, и через несколько минут мне стало неуютно, как некогда в детстве, при посещении нашей местной церкви. Миссис Карлсен, казалось, так ушла в свои мысли, что я боялся шелохнуться. Одной рукой опершись о каменную платформу, я подался вперед, чтобы видеть лицо Карлсена. И вот тогда, пристально вглядевшись в его профиль, я ощутил странное спокойствие — словно какое-то дурманящее снадобье растеклось по телу. Одновременно мной овладела совершенно неуместная радость, от которой к горлу комом подкатили слезы. Объяснить я ничего не могу — просто описываю, как оно было. Мне показалось, что под этими сводами витает нечто сверхъестественное, некий дух добра. Умиротворение было таким глубоким, что время, казалось, прекратило свой бег. Всякое неудобство исчезло, хотя я стоял на коленях вот уже больше получаса.
Когда миссис Карлсен запирала дверь часовни, я заметил:
— Даже как-то не верится, что он умер. Она ничего не сказала, но, сдается, посмотрела на меня странно…
Метаморфозы вампиров
«Вампир… Я — вампир», — нелегкая эта догадка впервые забрезжила у доктора Ричарда Карлсена в полдень 22 июля 2145 года.
В то каверзное утро он опаздывал к себе в офис: прошлый вечер пришлось провести в тюрьме Ливенуорта, штат Канзас (Карлсен занимал там должность советника-криминолога): допрашивал заключенного, только что сознавшегося в пятнадцати убийствах; во всех случаях жертвы — старшеклассницы. С живописаниями насилия Карлсен свыкся, но было в облике Карла Обенхейна что-то глубоко тревожащее, так что Карлсен той ночью не проспал и трех часов. В итоге сон сразил его на обратном поезде в Нью-Йорк. Хотя разве тут наверстаешь: от Канзаса езды всего сорок минут.