Метель
Шрифт:
— Ишь, никто после нас и не проехал! — кивнул Перхуша на дорогу. — Попрятались от метели!
— Может, проехали, да занесло.
— Не похоже.
Самокат резво покатил по дороге. Вокруг пошли кусты, кусты, кусты. Ветер дул в спину, помогая самокату.
«Зильберштейн поди проклинает меня. А что делать? Здесь даже телефона нет. Зимой не работает! Бред! Девять, нет, уже восемь верст. Рядом почти... Сразу и привью, ничего страшного, что задержка...»
Впереди показалась березовая роща.
—
Лошадки послушно прибавили.
В рощу въехали на полном ходу. Березовые стволы окружили дорогу.
— Хороша роща, — пробормотал доктор.
— А? — повернулся к нему Перхуша.
— Роща хороша, говорю.
— Хороша. Токмо руби.
Доктор усмехнулся:
— Зачем рубить-то? И так красиво.
— Красиво, — согласился Перхуша. — А долго не устоит. Все одно срубят.
Пошел снег. Сперва редкий, а как проехали рощу — повалил густой, крупный.
— Ну вот и дождались! — засмеялся Перхуша.
Дорога шла через поле, но вешек никаких не было. И следов от полозьев на дороге — тоже. Поле лежало впереди, терялось в снежном буране, только торчали из-под снега переросшие травы да редкие кусты.
Проехали полверсты и сбились, самокат пошел по глубокому снегу.
— Пр-р-р! — Перхуша натянул вожжи.
Лошади встали.
— Пойду дорогу гляну... — Перхуша слез, взял кнут и пошел назад.
Доктор остался один сидеть в самокате. Снег валил хлопьями, словно и не было до этого никакого затишья. Лошади в капоре пофыркивали, цокая копытцами.
Прошло минут десять, и Перхуша вернулся:
— Нашел!
Он развернул самокат, правя его по своим следам, а сам пошел рядом, размашисто шагая по глубокому снегу.
Выползли на дорогу. Но доктор никогда бы не сказал, что это дорога, только Перхуша мог различить ее в снежном поле.
— Барин, шибко не поедем, а то в однораз собьемся! — крикнул Перхуша, вытирая от снега лицо.
— Как надо, так и езжай, — ответил доктор. — А что полоз?
— Пока держится. Я ж приколотил гвоздями.
Доктор одобрительно кивнул.
Медленно поехали по дороге. Перхуша правил, вглядываясь вперед. Снег валил и ветер усилился, задул в лицо, заставил и ездока и возницу заслоняться от него.
Доктор сидел с поднятым воротником, закрывшись полостью по самые глаза. Но снег лез и в самые глаза, под пенсне, норовил забиться в нос.
«Проклятье... — думал доктор. — Вешки не ставят на дорогах... Подсудное дело, если разобраться... Никому не нужно... ни дорожной управе, ни лесникам, ни объездчикам... Чего проще — нарубить телегу вешек по осени, вбить через полверсты хотя бы, лучше и почаще, конечно, чтобы зимой люди ездили спокойно... Блядство это... форменное блядство...»
А спереди наползало и наползало
— До Старого Посада доползем, а там легче пойдет! — крикнул Перхуша.
«Как же он примечает эту дорогу? — удивлялся доктор, прячась от метели. — Чутье, наверно, профессиональное...»
Но вскоре снова сбились.
— Ах, засади тя... — спешился Перхуша.
И снова пошел назад, тыча в снег своим кнутиком. Доктор сидел, как снеговик, заносимый метелью и лишь стряхивающий снег с пенсне и носа.
Перхуша отсутствовал долго, доктор уже трижды подумал, а не пальнуть ли в воздух из револьвера, лежащего в одном из его саквояжей.
Перхуша вернулся совершенно измученный, полушубок на его груди был распахнут, лицо раскраснелось.
— Ну как, нашел? — спросил доктор, шевелясь и стряхивая с себя куски снега.
— Нашел, — тяжело дышал Перхуша. — Да сам чуть не заплутал: не видать ничего...
Он зачерпнул с самоката снегу, схватил губами, зажевал.
— И как же мы поедем?
— Потихоньку, барин. Бог даст, до Посада доберемся. А там путь широкай, наезженнай.
Перхуша чмокнул губами. Лошади нехотя заскребли копытами по протягу. Самокат не трогался.
— Ну, чего вы? У мельника зоб наели? — корил их Перхуша.
Самокат еле дернулся.
Доктор слез, в сердцах стукнул кулаком по капору:
— Пошли!
Лошади фыркнули, чалый заржал своим пронзительным голоском. И заржали другие.
— Не надобно пужать, — недовольно сказал Перхуша. — Они у меня не пужанны, слава Богу.
Он поддернул вожжи, зачмокал:
— Ну, ну, ну...
Самокат с трудом тронулся, Перхуша, держась за правило, уперся другой рукой в капор, налег. Доктор уперся в спинку.
Самокат поехал. Перхуша вырулил его, но вскоре остановил, отер лицо:
— Ничо не видать... Барин, вы б пошли впереди по следам моим, а то править неясно.
Доктор пошел вперед по оставленным Перхушей следам. Снег быстро заметал их, ветер дул доктору в лицо. Следы тянулись прямо, потом стали забирать правей и пошли, как показалось доктору, по кругу.
— Козьма! След назад идет! — крикнул доктор, заслоняясь от ветра.
— Это я плутал тутова! — закричал Перхуша. — Бери левей, ступай прямо!
Доктор взял левей и вдруг провалился по пояс в снег. Он заворочался, чертыхаясь и охая, в яме, полной снега. Самокат чуть не наехал на него. Перхуша остановил лошадей, помог доктору выбраться.
— Угораздило... Проклятье... — бормотал доктор.
Ветер, словно издеваясь над ними, задул сильнее, швыряясь снегом.
— Надо же... — Доктор встал, опираясь на Перхушу.