Меткая Пуля
Шрифт:
Наступила минута напряженного ожидания. Все ждали, что будет, затаив дыхание.
Оба обвиняемых с нежным чувством взглянули на старика, который смотрел на них со слезами на глазах, и повернулись друг к другу; губы их дрогнули, как будто они хотели заговорить, нервная дрожь пробежала по их телу, однако с губ не сорвалось ни одного звука, руки остались неподвижны.
— Отвечайте, — продолжал старец, — да или нет, это необходимо, я хочу, я приказываю вам!
— Нет! — вскричали оба глухим, но твердым голосом. Старейшина поднял голову.
— Хорошо, — сказал он, — если в вас не сохранилось ни капли великодушия, если ненависть гложет ваше сердце, если вы уже не люди более, а выродки, то слушайте окончательный приговор, какой произносят над вами ваши старейшины, товарищи, родственники и друзья!.. Племя отвергает вас, вы уже не его дети, вам будет отказано в огне и воде на охотничьих землях нашего народа; больше мы вас не знаем! Вожди, которые отвечают за вас головой, проводят вас на расстояние двадцати пяти миль от нашего селения — тебя, Прыгающая Пантера, по направлению к югу, а тебя, Ястреб, по направлению к северу. Под страхом смерти воспрещается вам ступать ногой на земли нашего племени, которые впредь никогда уже не должны попираться вашими мокасинами. Каждый из вас получит по одной из этих двух стрел, раскрашенных разными цветами; они послужат вам пропуском в тех племенах, с которыми вы встретитесь. Ищите народ, который усыновил бы вас, так как отныне у вас нет ни отечества, ни родни. Идите, проклятые! Эти стрелы — последний подарок от ваших братьев. Уходите от нас и да смягчит Повелитель Жизни ваши львиные сердца; больше мы вас не знаем. Я все сказал. Справедливы ли мои слова, люди племени?
Старец сел среди всеобщего глубокого душевного волнения, закрыл лицо полой своего бизонового плаща и оставался неподвижен. Он плакал.
Шатаясь, как пьяные, и увлекаемые каждый к противоположному концу площади теми же вождями, которые их привели, двое осужденных прошли через толпу, осыпаемые потоком проклятий.
В дальнем конце селения их ждали лошади. Они вскочили в седло и понеслись во всю прыть, сопровождаемые конвоем, который должен был сопровождать их на протяжении двадцати пяти миль.
Когда они достигли этого рубежа, воины спешились, молча бросили на землю оружие, затем вновь вскочили на лошадей и быстро умчались в обратном направлении.
Ни слова не было произнесено во время переезда, который длился целых четырнадцать часов.
Дальше мы последуем за Ястребом. Что же касается Прыгающей Пантеры, то никто никогда так и не узнал, что с ним сталось, он исчез бесследно и больше его не видели.
Ястреб был человеком с редкой силой воли и неодолимой отвагой, тем не менее, когда он увидел, что находится один, брошенный всеми, кого любил, им овладел порыв отчаяния и холодной ярости, от которого он чуть было не лишился рассудка.
Однако вскоре его гордость возмутилась; он вооружился мужеством против горя и, дав лошади как следует отдохнуть, храбро пустился в дорогу.
Больше месяца ехал он таким образом без определенной цели, добывая себе пропитание охотой, равнодушный к тому, куда он направляется, и к людям, с которыми сведет его судьба.
Однажды, после продолжительной и безрезультатной скачки за ланью, которую по какому-то роковому стечению обстоятельств он никак не мог нагнать, Ястреб вдруг увидел перед собой убитую лошадь. Он осмотрелся вокруг. Неподалеку лежала другая лошадь, а возле нее — труп человека, которого по одежде легко было признать за европейца или, по крайней мере, за белого.
В индейце пробудилось любопытство.
С тщательностью и ловкостью, свойственными краснокожим, он немедленно принялся прочесывать все окрестности.
Вскоре его розыски увенчались полным успехом. У подножия большого дерева он заметил человека, лежащего на земле без движения; волосы неизвестного, черные с проседью, были спутаны, густая борода всклокочена, вся одежда разорвана в клочья.
Индеец поспешно подошел к незнакомцу, чтобы убедиться в том, что тот жив, и, если возможно, оказать ему помощь.
Прежде всего Ястреб положил ему руку на сердце. Оно еще билось, но очень слабо.
Все индейцы имеют понятие о лечении; они знают травы, посредством которых, между прочим будет сказано, часто совершают поистине чудесные излечения.
Стараясь привести неизвестного в чувство, индеец внимательно рассматривал его.
Хотя волосы незнакомца начинали седеть, человек этот был еще не стар, ему казалось не более сорока-сорока пяти лет; он был высок и хорошо сложен, имел открытый высокий лоб, орлиный нос, большой рот и квадратный подбородок.
Его одежда, хотя и вся в лохмотьях, была красивого покроя и из тонкого сукна, явно доказывавшего, что он, скорее всего, принадлежит к разряду людей обеспеченных. Читатель, конечно, понимает, что эти тонкие отличия ускользнули от индейца, но он видел в незнакомце умирающего человека с выражением лица умным и решительным, и хотя тот принадлежал к белому племени, которое индеец ненавидел, подобно всем своим соплеменникам, — и ненавидел не без причины, — однако, видя такое отчаянное положение, он забыл всякую ненависть и думал только о том, чтобы как можно быстрее оказать помощь.
Возле незнакомца лежали разбросанные на траве футляр с хирургическими инструментами, колесо от шпоры, пистолеты, ружье, сабля и открытая книга.
Довольно продолжительное время все попытки Ястреба оставались тщетны. Он уже начал отчаиваться спасти умирающего, когда наконец заметил легкую краску, едва заметной тенью выступившую на щеках, и почувствовал, что сердце белого стало биться немного чаще и сильнее.
При этом неожиданном успехе у Ястреба вырвалось радостное восклицание.
Странное дело! Краснокожий воин, вся жизнь которого проходила в борьбе с бледнолицыми, который только тем и занимался, что расставлял им западни и захватывал их врасплох, совершая с самой утонченной жестокостью неслыханные варварства по отношению к несчастным испанцам, попадавшим ему в руки, тот самый краснокожий радовался, что возвращает к жизни белого человека, своего природного врага.
По прошествии нескольких минут незнакомец медленно открыл глаза, но, вероятно, не смог вынести дневного света и тотчас опять закрыл их.