Меткий стрелок
Шрифт:
— Чего смотришь? — пробурчал Меркулов. — Заходи.
— Приветствую вас, Константин Дмитриевич, — сказал Турецкий, проходя в кабинет и усаживаясь за стул. Посмотрел на Меркулова, усмехнулся и еле заметно покачал головой: — Ого! Я вижу, Константин Дмитриевич, ты в новом прикиде. Не жмет костюмчик-то?
— Да нет, в самый раз.
Меркулов поморщился в ожидании очередной порции издевательств. Турецкий заметил это и состроил серьезную физиономию.
— Никогда не думал, что ты такой пижон, — сказал он. — Откуда костюмчик?
— Леля из Англии привезла. Ездила на неделю по турпутевке. Говорит, сейчас там все такие носят.
Турецкий усмехнулся уголком рта и вздохнул:
— Благословенная Англия! А бабочка зачем? Ты что…
— Да понимаешь, идем сегодня с моей в оперу. Познакомилась во время поездки с одной пожилой балериной…
— А что, и такие бывают? — удивился Турецкий.
— Бывают дорогой, бывают… Жили, понимаешь, в одной комнате. Теперь дружим семьями. Вот, дала нам два билета в партер. — Меркулов похлопал себя по карману пиджака. — Встретит нас у входа. Вместе со своим благоверным. Он у нее дирижер. — Меркулов тяжело вздохнул. — Теперь не отвертеться.
— Понятно. А что, дома переодеться не мог?
— Времени в обрез, — отрезал Меркулов.
Он стянул с шеи бабочку, вынул из кармана платок, открыл ящик стола и швырнул все это туда с таким видом, словно запирает в камере особо опасного преступника.
— Слава богу, — облегченно сказал Турецкий, вытирая со лба воображаемый пот. — Узнаю старину Костю. А то у меня уже начал образовываться комплекс. Я даже начал подсчитывать, сколько придется отстегнуть из зарплаты на бабочку и смокинг. Тоже ведь хочется выглядеть культурным человеком.
— Дело, Саня, не в бабочке и не в смокинге, а в том, что у человека здесь… — Меркулов выразительно постучал себе пальцем по лбу. — И здесь. Он приложил ладонь к сердцу. — Ну пошутили, и будет. Я тебя не трепаться сюда звал.
— В этом я не сомневаюсь, — кивнул Александр Борисович, поудобней устраиваясь в кресле.
— Ну, — прищурился Меркулов, — давай рассказывай. Как там у нас дела с Шустовым и его веселой командой?
— Нормально. Житинский дал подробные показания. Не сказать, чтобы от них было много пользы, но все-таки… Слушай, а кофе у тебя здесь наливают?
— Ты мне зубы не заговаривай. Говоришь — дела идут отлично и тут же пользы от Житинского никакой. Может разъяснишь?
Турецкий улыбнулся.
— О'кей, как говорит наша продвинутая молодежь. Дело в том, что сегодня утром Зелек Александрович Шустов подписал признание. Узнав об этом, Леонидов тоже решил заговорить. Ремизов еще держится, но это уже неважно.
— Он до сих пор в госпитале?
Турецкий кивнул.
— Да. Похоже, парень на всю жизнь останется калекой. — Александр Борисович покачал головой. — Видел бы ты его лицо, когда он улыбается. Бр-р.
— Что, так страшно?
Александр Борисович вздохнул:
— Не то чтобы он стал уродом, но красавцем его уже явно не назовешь. Впрочем, больших сожалений я по этому поводу не испытываю.
Меркулов откинулся на спинку стула и взъерошил волосы.
— Ну что ж. Значит, дело близится к концу?
— Я бы сказал — дело вошло в завершающую стадию. Незаконное обогащение, укрытие налогов — во всем этом Шустов признался. Правда, большую часть вины он пока пытается переложить на сутулые плечи Юлия Семеновича Леонидова…
— Ну это само собой, — махнул рукой Меркулов. — Как думаешь, Ремизов заговорит?
— Черт его знает. Мне кажется, он до сих пор не вышел из шока.
— То есть?
— Ну как тебе сказать… Лежит на кровати и целыми днями смотрит в потолок. Такое ощущение, что ему уже все равно — будет он жить или нет. Он и не говорит-то не из-за упрямства, а просто потому, что ему глубоко на все наплевать.
— Н-да… Как ты сказал, это уже действительно неважно. Кстати, что говорят эксперты?
— По поводу находок в квартире братьев Ремизовых? Частицы крови на замшевом пиджаке Кирилла принадлежат Доли Гординой. Это показал анализ ДНК. Видимо, в момент выстрела Ремизов проходил слишком близко от своей жертвы, и несколько капель крови попали ему на рукав. Но капли были настолько мелкие, что он их и не заметил. Идем дальше. Волоски, обнаруженные на парике, найденном в урне, как мы и предполагали, принадлежат Кириллу Ремизову. Это, как ты понимаешь, стопроцентная улика.
Турецкий расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:
— Черт. Жарко тут у тебя. Починил бы кондиционер, что ли…
Меркулов виновато улыбнулся.
— Надо бы, конечно. Да все руки никак не дойдут. Так что, Шустов подтвердил, что Гордина, Баскакова и Сац были убиты по его прямому распоряжению?
— Он сознался в том, что был посредником. А приказы о ликвидации он якобы получал сверху — от Леонидова.
— Понятно, — кивнул Константин Дмитриевич. — А Леонидов, естественно, отпирается?
— Угадал, товарищ генерал. Он взял на себя ответственность только за убийство Ефима Виленкина, кассира черной кассы. Даже указал приблизительное место его захоронения.
— Даже так? — Меркулов нахмурился. — И что, ищут?
— Ищут, Константин Борисович. Радиус поисков слишком большой. Но если Виленкин действительно там — его найдут. Убил кассира так же, как и Гордину, Баскакову и Саца, Кирилл Ремизов. Хоронили Виленкина втроем. Глубокой ночью.
Меркулов присвистнул:
— Надо же. Прямо как в фильме ужасов. И ведь не побрезговали запачкать руки.
— Побрезговали бы. Только им некуда было деваться. По словам Леонидова, убивать Виленкина они не собирались. Просто посчитали, что он их шантажирует, и пытались выбить из него признание: дескать, с кем, как и почему… Но тут Ремизов переусердствовал.