Меж двух времен
Шрифт:
— Джулия, есть у вас добрые друзья, которые могли бы спрятать вас на несколько дней и одолжить денег?
— В Бруклине есть — мы жили там два года назад. А здесь единственный человек, кого я могла бы просить об этом, живет на углу Шестьдесят первой улицы и Лексингтон-авеню, да и…
— Слишком далеко, слишком далеко! — прервал я ее нервно. — Где мы сейчас? У Сорок первой? Какой мост отсюда ближе всего? Может статься, мосты еще не охраняются, и мы успеем…
— Послушайте, Сай, но ведь мост на Ист-Ривер только один, Бруклинский, и до него далеко…
Я кивнул, вглядываясь в витрины
— А на пароме нас зацапают, как котят. Деньги, черт побери, где взять деньги? Чтобы скрыться в гостинице, чтобы поужинать в номере… Может, связаться с вашей тетушкой по телефону?…
Я осекся.
— Что, что?
— Да нет, ничего.
Но она расслышала — просто не поняла.
— Я не знаю ни одного человека, у которого есть телефон. И ни одного, кто видел бы телефон…
— Да, да, конечно…
— Можно послать посыльного. Здесь рядом есть контора.
— Но ведь придется ждать ответа?
— Разумеется.
— Когда мальчик отправится назад, то фараон, которого наверняка поставили возле вашего дома, придет за ним по пятам. Господи, если бы хоть кино было! Наскребли бы мелочи на билеты подешевле и отсиделись бы дотемна.
— Кино?…
«Если так будет продолжаться, — подумалось мне, — я окончательно рехнусь».
— Нам надо разойтись, Джулия. До темноты. Они ищут нас двоих вместе — не будем облегчать им задачу. До сумерек осталось минут сорок, от силы час. Тогда я постараюсь незаметно проскользнуть в дом. У меня в комнате есть деньги. Встретимся через полтора часа — где бы это лучше всего неподалеку от дома? — в Мэдисон-сквере. Идите через сквер не останавливаясь, будто по делам, я сам увижу вас и двинусь за вами. Если меня не окажется, пройдите через сквер еще разок спустя полчаса. Если и тогда не встретимся, тогда… Тогда уж сами как-нибудь, хорошо?…
Прежде чем она успела ответить, я взглянул в витрину очередного магазина; из двух витрин, развернутых под углом 45 градусов к тротуару, одна отражала улицу чуть не на полквартала позади. И тут я увидел человека, бесшумно бегущего следом за нами. Он был в штатском, в длинном пальто и котелке «дерби», но от него прямо-таки разило полицией. Он бежал на цыпочках, совершенно беззвучно, и до нас ему оставалось еще метров сто. Не оборачиваясь, я торопливо проговорил вполголоса:
— Бегите, Джулия. До угла и за угол. Не медлите, бегите!..
Она не колебалась и не теряла времени на то, чтобы посмотреть назад, — просто подобрала юбки и побежала. Я вышел на середину улицы, повернулся лицом к тротуару, и стал ждать. Теперь преследователь вынужден был выбирать между мной и Джулией, и если бы он устремился за ней, я оказался бы у него за спиной. Выбор был, в сущности, предопределен, но он схитрил: сперва пробежал мимо меня, словно преследуя Джулию, и только в самый последний момент свернул прямо ко мне. Я стоял подле чугунной опоры надземки и сразу отступил за нее. Секунды две-три мы держались по разные стороны столба, покачиваясь на носках и пытаясь обмануть друг друга. Потом он ринулся на меня, я оттолкнулся от опоры и бросился наутек.
Но далеко я бы все равно не убежал: если бы он увидел, что ему меня не догнать, то, несомненно, стал бы стрелять и с такого расстояния вряд ли промахнулся. И снова я умудрился принять единственно возможное решение. Внезапно повернувшись, я кинулся ему в ноги приемом, который он вряд ли видел когда-нибудь до той самой минуты. Мальчишкой в школе я немного играл в регби — и теперь, распластавшись над землей, обвил руками его колени, и он рыбкой перелетел через меня на булыжную мостовую. Мне показалось даже, что я сломал себе плечо — боль напомнила мне о том, почему я в свое время бросил эту игру, — но я вскочил на ноги, а он лежал. Пробежав шагов пятнадцать, я оглянулся — теперь он стоял на коленях, вытаскивая из заднего кармана большой блестящий револьвер. Дальше я бежал с таким расчетом, чтобы меня заслоняли от него опоры надземки, и не забывал ежесекундно озираться через плечо. Шпик поднял револьвер обеими руками и тщательно прицелился — ну, конечно, он хотел взять меня если не живым, так мертвым. Я резко остановился и тут же метнулся вбок: он выстрелил, пуля с оглушительным звоном ударила в опору. Люди на тротуарах замерли, но желающих выскочить на мостовую и попытаться остановить меня я что-то не заметил. На углу я повернул на восток; вдогонку мне громыхнул еще один выстрел, и я прислушался к собственным ощущениям — нет, не ранен.
Теперь я очутился за углом, а значит, вне досягаемости для его выстрелов. Он остался далеко на Третьей авеню, вероятно только еще поднимался на ноги, и я прикинул, что вполне успею добежать до Второй авеню, лишь бы хватило дыхания. Правда, на последних десяти метрах мне пришлось-таки перейти на шаг; тяжело дыша, я настороженно осмотрелся, но его не было видно. Тогда я вновь повернул на юг по Второй авеню. На какой-то срок — ведь у полиции, к счастью, нет еще ни радио, ни патрульных машин, ни даже телефонов — я был в безопасности.
Миновав квартала четыре, я зашел в салун и заказал кружку пива, пригубил его, потом отправился по тусклому коридору в туалет и проторчал там минут шесть-семь, просто чтобы убить время. Вернувшись в зал, отхлебнул еще глоток-другой; мужчины, толпившиеся у стойки, не обращали на меня ровным счетом никакого внимания. Тогда я подобрался к столу с закусками, взял бутерброд с ветчиной, два крутых яйца и маринованный огурец, вернулся к своей кружке, съел все подряд и запил пивом. А уходя, потихоньку сунул в карман пальто еще два яйца и толстый бутерброд с сыром.
Когда я добрался до Грэмерси-парка, уже совсем стемнело. Я пристроился в разрыве меж двумя фонарями, в беспросветной тени, и стал наблюдать за домом. Окна нижнего этажа — гостиная, столовая, кухня — были освещены, как и два окна наверху. Кто-то, не то Байрон Доувермен, не то Феликс Грир, прошел мимо окна гостиной с газетой в руке. Потом в одном из окон наверху свет погас. И в тот же миг, глядя сквозь переплет обнаженных ветвей и узор ограды парка, я заметил полицейского, неторопливо вышагивающего вдоль фасада.