Меж трех огней. Роман из актерской жизни
Шрифт:
– Право, я не знаю, господин Петров, – отвечал Лагорский. – У нас в труппе контракты не оглашаются.
Муж Малковой усмехнулся и покачал головой.
– В интимных отношениях с женщиной находитесь да не знаете? Странно… – сказал он. – И даже невозможно этому поверить.
– Не будем об этом говорить! – вырвалось у Лагорского. – Как вы можете утверждать о каких-то интимных отношениях, когда не знаете!
– Полноте. Так зря не пойдете хлопотать о паспорте. Да к тому же, еще говорите, что тридцать рублей от себя даете. Вздор,
– Я вас прошу замолчать, господин Петров! – возвысил голос Лагорский и сказал это так строго, что даже извозчик обернулся и в недоумении посмотрел на него.
Но муж Малковой не унимался.
– Да перед кем вы стесняетесь-то? Перед кем церемонитесь-то? Передо мной, что ли? – сказал он. – Так я, батенька, теперь к этому так равнодушен, что мне решительно все равно, с кем она живет. Теперь уж я сам обзавелся давным-давно другой бабой. А вот за протори и убытки мне плати. Требую и за грех не считаю. А вовсе не за конфуз беру, вовсе не за то, что она своим поведением конфузит мою фамилию. За конфуз деньгами не утешишь.
– Какой вы циник, господин Петров! – опять вырвалось у Лагорского.
Муж Малковой не возражал. Через несколько минут он стал просить Лагорского заехать по дороге в трактир и «выпить по чапорушечке», но Лагорский и на это не согласился.
– Не хотите? Жаль. А между тем вам следовало бы меня угостить. Прямо из деликатности следовало бы… – говорил муж Малковой. – Ведь я вам сто двадцать рублей спустил за паспорт-то. Ну да бог с вами!
Лагорский молчал и нетерпеливо ждал, когда они приедут к саду «Сан-Суси». В конце пути, уже близ самого сада «Сан-Суси», муж Малковой, увидав трактир, заговорил:
– Остановитесь, голубчик, у трактира… Я забегу и на свои выпью. Я на скору руку…
Лагорский и на это не согласился.
– После выпьете, после. Получите деньги, вручите Вере Константиновне паспорт и тогда пейте, сколько хотите, – сказал он.
– Злой вы человек… – пробормотал муж Малковой, трогая Лагорского за плечо. – Совсем злой. И с чего вы так против меня? За что? А между тем ведь мы с вами по Вере-то Константиновне свояки… Хоть вы и отрекаетесь, а свояки…
Они подъехали ко входу сада «Сан-Суси». Лагорский выскочил из пролетки и стал рассчитываться с извозчиком. Вылезал из пролетки и муж Малковой и бормотал:
– Буфет здесь, наверное, есть, стало быть, я и доволен, что и требовалось доказать.
Глава XVIII
Репетиция уж давно началась, когда приехали в театр Лагорский и муж Малковой. Первый акт «Каширской старины» уж кончили. На репетиции присутствовал и содержатель театра Чертищев. Это был высокий тощий человек средних лет, с бородкой клином и усами в стрелку, с длинными волосами, зачесанными назад, брюнет, одетый в серое пальто и серую шляпу с широкими полями, которую он носил набекрень. На кистях его рук были золотые браслеты, пальцы были унизаны
– Что же вы, батенька! Где же вы это пропадаете! А мы вас ждем и ждем, – заговорил он. – Уж послали за вами рассыльного на дачу. Мы хотели поскорей кончить репетицию и служить молебен ради открытия.
– Ездил в ломбард закладывать свои вещи, – отрезал Лагорский. – Я нищ, как Иов, а в конторе денег мне не дали. Я был давеча. Просил, чтоб за вами послали, но мне сказали, что вы в городе.
– Дадим, дадим, милейший. Малую толику дадим. Но все-таки нельзя же так… Ведь вы нас на час задержали, голубчик.
– Боже мой… Но ведь можно было проходить сцены, которые без меня.
– И прошли первый акт, но Малкова капризится, остановила репетицию… Говорит: последняя репетиция, я так не могу, я артистка и уважаю искусство. Но мы-то в два часа хотели служить молебен, а уж теперь опоздали. Начинайте скорей, голубь мой… Мы на вашей сцене остановились.
– Сейчас, сейчас начну.
Лагорский подошел к Малковой. Та встретила его грозно.
– Послушайте… Это ни на что не похоже, – сказала она. – Из-за разных дел вашей супруги вы даже на репетицию не являетесь. Или, может быть, комнату со столом для Настиной искали? Так эти мальчишечьи побегушки вы могли бы и после репетиции исполнять.
– Ни то ни другое, Вера Константиновна, – тихо отвечал Лагорский. – Я был на побегушках для тебя. Съездил в ломбард, заложил свои вещи для твоего мужа, сторговался с ним насчет паспорта и привез его сюда самого с паспортом.
– Зачем это вы его привезли? Кто вас просил? Я видеть его не могу! – возвысила голос Малкова и вся переменилась в лице. – Вы, кажется, задумали вконец меня извести.
– Что же мне было делать, если он не отдал мне паспорта и непременно хотел вручить тебе его сам! Думаешь, мне тоже приятно возиться с пьяным идиотом? А тебе теперь остается только вручить ему восемьдесят рублей, которые я тебе сейчас передам, и получить от него паспорт. Я за сто восемьдесят рублей с ним сторговался.
Лицо Малковой несколько прояснилось, но она Лагорскому не сказала даже спасибо.
Режиссер Утюгов захлопал в ладоши и закричал:
– Будем продолжать, господа! Будем продолжать. Господин Лагорский приехал. Василий Севастьяныч, начинайте, бога ради, начинайте! – обратился он к Лагорскому. – И так уж мы вас сколько времени ждали.
– Ну, с мужем я потом… Скажите ему, чтобы он подождал… – пробормотала Малкова.
Муж Малковой стоял в кулисах. Лагорский подошел к нему и объявил:
– С полчасика вам подождать придется. Присядьте вон там на скамейку. А нас торопят репетировать.
– Я хотел бы рюмочку… Где здесь у вас буфет? – пробормотал муж Малковой.
Но Лагорский ничего ему не ответил, отошел от него и начал репетировать.
Кончили еще один акт. Муж Малковой по-прежнему торчал в кулисах.
Конец ознакомительного фрагмента.