Между двух огней
Шрифт:
— Этот метод работает, Марк. Его посоветовал мне не последний человек в мире психологии…
— Да, на первые несколько месяцев! Отец, месяцев, а не двадцать лет! Ты же закончил с этим, обещал, что больше не будешь писать ей и отпустишь.
— Отдай тетрадь.
У Эммы создалось впечатление, что там за дверью Моська лает на слона, шкуру которого ничем не прошибешь. Меж тем, парень продолжал:
— Нет, хватит. Никаких дневников, никаких излияний, никакого погружения в прошлое! — каждую произнесенную Марком фразу сопровождал звук рвущейся бумаги. — Она мертва, отец! Черт возьми, она умерла двадцать лет
Звук удара, грохот, кажется, упала лампа. Эмма едва успела отскочить от двери и прижаться к стене. Даниил Громов вихрем вылетел из библиотеки и, не заметив девушку, пошел на кухню. Она же тихо, словно боясь наступить на осколки, которых рядом с дверью быть не могло, вошла в библиотеку. На полу валялась настольная лампа, осколки бокала и Марк, окруженный мятыми обрывками бумаги в клетку. Он невидящими глазами смотрел в пустоту и прижимал ладонь к лицу.
— О боже, Марк! — Эмма подбежала к нему и опустилась на колени рядом. — Дай я посмотрю…
Она попыталась убрать его руку от лица, чтобы понять, как сильно ему досталось. Её грубо оттолкнули, от болезненного падения спасла мягкая обивка кресла.
— Уйди, — рыкнул все еще бледный парень. Эмма успела заметить проявляющийся на скуле синяк.
— Надо срочно приложить холодное, — пробормотала она и вышла из библиотеки. А какие были варианты? Её не хотят видеть и впервые в жизни так грубо отталкивают. Эмма просто хотела помочь.
***
По кухне гулял сквозняк, вытяжка работала на полную мощность, но все эти ухищрения не справлялись с горьковатым запахом сигаретного дыма. Эмма чихнула, вырвав босса из размышлений. Он сидел в том кресле, где меньше часа назад спала девушка, и курил.
— Доброе утро, Эмма. Извините за эту семейную сцену, вы не должны были её услышать.
— У вас есть лед или замороженные продукты? К лицу Марка нужно приложить холодное, — произнесла девушка, избегая смотреть в глаза отцу, который только что ударил своего сына. Да, Марк не был подарком, но бить. С одной стороны, она могла понять. С другой — была в шоке от срыва вечно спокойного и уравновешенного босса.
— Возьмите в морозилке все, что посчитаете нужным, — он затянулся и выпусти из легких облако дыма.
Девушка достала из морозилки пакет с замороженными овощами и кусок мяса. Идеальный вариант. На пороге кухни её остановил голос Даниила Сергеевича:
— Эмма, когда Марк придет в себя, уезжайте. По дороге обязательно покажите его врачу, у меня тяжелая рука.
Она невольно скользнула взглядом по его «тяжелой руке». Костяшки покраснели и, судя по тому, что сигарету он держал в левой руке, правая болела. Недолго думая, Эмма подошла к нему и положила на больную руку пакет с замороженными овощами.
— Я знаю, вам так же больно, как и ему, — произнесла она и вышла из кухни, оставив мужчину один на один с удивлением, сигаретным дымом и стремительно таящими овощами.
***
В такси садились молча. Даниил Сергеевич не вышел, чтобы их проводить, да Марк и не ждал. Он, кажется, вообще ничего уже не ждал. Эмме он едва сказал пару слов, пытаясь отказаться от визита ко врачу. Она настояла и парень не стал возражать, просто молча подчинился. Кажется, все еще был в прострации. Ехали вместе на заднем сидении и смотрели в разные стороны.
— Подожди минуту, — Марк очнулся, когда они выходили из больницы. Врач сказал, что все в порядке и скоро пройдет. Эмма вздохнула с облегчением. Из-за чего она так переживает? Из-за здоровья Марка или из-за мук совести, которые увидела несколько часов назад в глазах Даниила?
— Да? — девушка остановилась, так и не дойдя до такси.
— Надо поговорить, — он положил руку ей на плечо, слегка его сжав. — Отпусти такси.
***
Горячее полуденное солнце едва пробивалось сквозь плотную листву деревьев. В небольшом сквере при больнице было прохладно и совсем не чувствовался раскаленный городской воздух. В больнице начинался обед, поэтому прогуливающихся пациентов они не встретили, зато на лавочках сидело несколько компаний врачей. Они что-то громко обсуждали и не обращали никакого внимания на размеренно прогуливающуюся пару. Молчание все длилось и длилось. Разговор начали одновременно:
— Ты хотел…
— Я не хочу заканчивать игру, — выпалил Марк, не дав ей задать вопрос.
— Что? — мурашки и предчувствия, предчувствия и мурашки — отличная компания. Эмма остановилась и удивленно посмотрела на парня. — Почему?
— С тобой хорошо. Лучше, чем с остальными, — он выдохул и улыбнулся, поморщившись от боли в скуле, — Фух, сказал.
Девушка не знала, то ли быть польщенной столь высокой оценкой, то ли обидеться на то, что он предлагает играть дальше вместо серьезных отношений. Марк вцепился в неё взглядом, ожидая реакцию на свои слова.
— Со мной хорошо, поэтому ты предлагаешь мне продолжить игру, в которой я буду обманывать окружающих, смотреть, как ты развлекаешься с другими девушками, и прятать тебя от папочки? — сарказм был не свойственен Эмме, но откуда-то проявился.
— Нет же, — досада звучала в голосе Марка. Он пытался что-то объяснить и не знал как, — я не это хотел сказать. Когда вчера ты попросила прекратить и сказала, что тебе больно, у меня крыша поехала. И та неделя тишины, я скучал по тебе.
Эмма поняла, что он так сбивчиво пытался объяснить и…испугалась. В один момент все изменилось: то, что казалось невозможным, стало реальностью и спутало все карты. Что она должна сделать? Что сказать? Что сделала бы лирическая героиня на её месте? Кто её знает. Впервые в жизни она не могла оценить ситуацию глазами персонажа. Все, что Эмма сделает дальше, будет её решением и её ответственностью, к которой она не готова.
От этого осознания захотелось сбежать. Она сделала несколько шагов назад и, не удержав равновесие, села прямо в высокую клумбу с цветами.
— Черт! — выругалась она, пытаясь выбраться из внезапно раскинувшегося по сторонам, озера бархоток.
Марк, смеясь, протянул ей руку и помог вылезти из клумбы, но не выпустил на свободу, резким движением дернув на себя. Слишком близко. Эмма поняла, что это больше не игры. Он смотрел на неё не так, как обычно. Обнимал не так, как делал это раньше, заигрывая. Даже его дыхание изменилось, стало более глубоким, словно воздуха не хватало. Эмма поймала себя на мысли, что дышит так же. Её тело реагировало на него: отзывалось на прикосновение рук, на запах и этот взгляд. Но сердце, девушка с ужасом осознала, что оно молчит. Внутри не становится теплее, внутри собирается желание и концентрируется там, где ему физиологически положено.