Между нами и горизонтом
Шрифт:
—Да. — Салли морщится, осторожно прижимая кончики пальцев к грудной клетке поверх одеяла. — Думаю, ты права.
— Хочешь пить? Принести воды?
Салли неуверенно смотрит на меня.
— Да. Если можно, это было бы замечательно. — Его тон такой мягкий и почти... почти раскаивающийся? Возможно ли такое? Никогда бы не подумала, что доживу до того дня, когда Салли Флетчер проявит хоть каплю раскаяния. Или благодарность, если уж на то пошло.
— Без проблем. Сейчас вернусь.
Я так же готовлю ему тосты. Его рвало еще три раза,
— Хотя спасибо. Я серьезно. Просто не могу сейчас есть.
— Может хочешь принять что-нибудь от боли?
Тень гнева мелькает в его взгляде.
— Сказал же «нет», Лэнг. Я мог бы быть разорван на куски, истекая кровью на тротуаре, и все же скорее умру, чем приму все это дерьмо. Не спрашивай меня больше. — Похоже, он чувствует себя достаточно хорошо, чтобы отчитывать меня. И это утешает. — Кстати, который час? — спрашивает он, пытаясь отвернуться и посмотреть в окно.
Кладу руку ему на плечо, останавливая.
— Уже пять сорок, — говорю я. — Скоро рассвет. Прошло много времени с тех пор, как я проводила две ночи в неделю вне дома.
— Такая мятежница. — Салли выдавливает улыбку, и на его щеках появляются две глубокие, душераздирающе идеальные ямочки.
— Ну, если ты так говоришь... — Улыбаюсь в ответ, опустив голову. — Мне нужно идти, Салли. Я не могу надолго оставить детей. Но хотела спросить тебя кое о чем, прежде чем уйду.
В чертах его лица появляется настороженность.
— Конечно. Но это не значит, что я отвечу, если мне не понравится вопрос.
— Естественно. — Никакой лжи с Салли. Просто категорический отказ передать информацию, которую вы просите. Звучит примерно так. — Пока у тебя был жар, ты все время на кого-то кричал. Кого-то по имени Кроу. Я просто хотела узнать, кто он такой.
Салли замирает. Какое-то время он молчит, глядя на меня, потом переводит взгляд на потолок и тяжело вздыхает.
— Кроу — это парень, с которым я служил в армии. Он был ничтожеством и трусом. Мы с ним не были друзьями. Тебе этого достаточно, Лэнг?
Нет, не достаточно. Я хотела знать, почему Салли так рассердился на него раньше, когда ругался и кричал о том, что люди в грузовике в опасности, но я знала, что иду по тонкому льду. Он не собирался давать мне больше никакой информации. Во всяком случае, не сегодня.
— Вполне. Что ж. Я зайду позже, чтобы проверить тебя, хорошо? После того, как Роуз закончит работу и сможет снова позаботиться о детях.
— Тебе не нужно этого делать. Теперь я буду в порядке. Думаю, самое худшее уже позади.
— И все же, я вернусь около шести.
Губы Салли вытягиваются в ровную, плотную линию. Знаю, что он хочет поспорить со мной, отстаивать свою точку зрения, но он умный парень. И знает, что ему нужна помощь, хотя и не хочет признавать этого.
Хватаю куртку и направляюсь к двери.
— Эй, Лэнг?
Я оборачиваюсь.
—
Я на секунду задумываюсь над этим вопросом, а потом отвечаю:
— Нет. Нет, они не в порядке. Их отец недавно умер.
***
— Если бы ты снова увидел своего отца, Коннор, чтобы ты ему сказал?
Коннор смотрит на свои руки, а затем в окно, где на пляже установлен небольшой кран, чтобы поднять искореженные и потрепанные останки корабля в кузов грузовика.
— Коннор? — голос Доктора Филдинга слышно кристально чисто и очень громко через динамики ноутбука, стоящего на столе перед маленьким мальчиком, хотя Коннор старательно делает вид, что не слышит его.
— Коннор, милый. Почему бы тебе не ответить доктору Филдингу?
Я очень устала. За гранью усталости. Однако, приняла решение, что дети не будут страдать из-за того, что провела всю ночь, ухаживая за их больным, пока еще неизвестным дядей, так что теперь я на четвертой чашке кофе за день.
Коннор откашливается, ковыряя ногти.
— Я бы ему ничего не сказала. Он мертв, — тихо говорит он.
— Коннор…
— Все в порядке, мисс Лэнг. Возможно, Коннор прав. Иногда, на ранних стадиях горя, бывает полезно представить себе эти диалоги, последние слова, если хотите, чтобы завершить разговор и дать детям возможность попрощаться. В других случаях это может иногда привести к путанице ситуации. Коннор, как ты относишься к своей жизни на острове? Тебе там нравится? С Офелией?
Коннор искоса смотрит на меня.
— Все в порядке, — заверяю я его. — Ты можешь говорить все, что хочешь. Я не буду злиться, обещаю.
— Ненавижу это, — выпаливает он. — Я ненавижу этот остров. Ненавижу не ходить в школу. Иногда ненавижу Эми. Она всегда слишком счастлива.
— А Офелия? Ты не возражаешь, что отец оставил ее присматривать за вами?
Коннор очень долго молчит. Я чувствую, что он хочет снова посмотреть на меня, но не позволяет себе этого. И затем, после нескольких секунд нерешительности, он говорит:
— Я не ненавижу Офелию. Сначала так было, но теперь... она нормальная. Я не возражаю, что она здесь главная. Быть здесь с ней лучше, чем в сиротском приюте.
— Почему ты думаешь, что Эми слишком счастлива, Коннор?
— Потому что. Она никогда не выглядит грустной. Она все время играет и смеется. Как будто ей все равно.
— Все равно, что твой отец умер?
Коннор снова отворачивается и, прищурившись, уставился в окно.
— Видишь ли, Коннор, разница между тобой и Эми в том, что она намного моложе тебя. Хотя ей очень грустно, что твой отец умер, ее разум работает иначе, чем твой. Она не чувствует отсутствия твоего отца так сильно, как ты. Но это не значит, что ей все равно, понимаешь? Это просто означает, что она немного лучше справляется с грустью, которую чувствует внутри. Ты понимаешь, о чем я говорю?