Между Первой и Второй
Шрифт:
Похоже он вышел тем американцам навстречу. Приучен, Священный, как видит ритуальный плащ – значит праздник, значит пир горой. Он же ручной совсем, сызмальства с людьми бок о бок. Его ещё лягушонком нашли – белый аллигатор – это большая редкость. А те, видать, как увидели это белое чудо, так от страха на него нападать стали. Кричали, палками били. Разве ж так можно?
Вот бедолага подавился плащом, да и околел.
Джунгли, одно слово.
Лисёнок махнул рукой чтобы Белый выходил на берег. «Времени совсем осталось немного, скоро стемнеет, а мне ещё пиявок снимать с этого Белого» – подумал Лисёнок – «Сам то этот тави-дурак вряд ли справится. Что же они как дети малые, лезут и лезут в лес, а сами несмышлёныши, даже хуже маленьких».
Всё случилось, как и предполагал Маленький Лис. От вида присосавшихся к нему болотных пиявок Белому сделалось совсем худо. Он даже ещё больше побелел. Пришлось повозиться. Лисёнок дал ему понюхать водяного жука. На чьё брюхо нажмёшь, там такой едкий запах исходит, что глаза на лоб и чихаешь и плачешь потом целый день. Зато Белый мигом в себя пришёл. Верное средство.
Наконец, после того как Лисёнок освободил его от последней, самой жирной, (честно говоря, такую он специально оставил напоследок, чтобы помучить Белого), Белый немного пришёл в себя и началась церемония знакомства.
Это они любят.
Белый хлопал себя ладонью по груди и издавал какие-то звуки, которые видимо должны были обозначать его имя. Потом он вопросительно смотрел на Лисёнка и показывал на его грудь, справедливо ожидая услышать в ответ имя спасителя.
Тоже мне: Я – Робинзон, а ты – Пятница!
Лисёнок промолчал – не хотелось портить игру.
Белый терпеливо повторил пантомиму видимо полагая, что дикарь не понял его с первого раза. Опять прозвучало что-то шипяще-цокающее.
Неужели его так зовут?
Лисёнок смотрел на него своим самым бессмысленным взглядом. Что-что, а так смотреть, это он умеет – чемпион деревни в гляделки. Бывало, вечерами как начнут играть, так до утра один Лисёнок и досиживал.
Белый вдруг заговорил на ломаном испанском, да с таким чудовищным акцентом, что тут уж даже Лисёнок не выдержал и фыркнул. Да и как тут сдержаться, если тебе говорят:
– Покойся с миром весёлый бурундук!
Видели бы вы лицо этого Белого, когда он услышал в ответ на приличном испанском:
– Если так будет удобнее уважаемому сеньору, то мы можем перейти на английский.
Они же, главное дело, все уверены, что живут тут дикари-дикие. А то, что Лисёнок, Росинка и ещё кое-кто учились читать и даже писать у миссионеров католических, так это им даже в голову прийти не может. А, зря.
Потом, опять же, ещё и эти – американцы, немцы какие-то приходили, а индейцы народ очень любознательный.
Правда, Миссионеры те, быстро сбежали домой на плоту, потому как дизентерия, она не выбирает. Совсем худо им было. С американцами тоже не сложилось.
Но, кое-чему научить они успели.
Так произошла первая встреча индейцев Гуарани с очередным Большим Белым Человеком.
Сергей Иванович Брусникер, русский офицер-артиллерист, бравый штык-юнкер, Георгиевский кавалер, ровесник века, а ныне эмигрант Беляевского призыва прибыл в Парагвай с самыми благими намерениями и сразу же заблудился.
Вообще-то он приехал в Парагвай чтобы помочь угнетённым индейцам в их борьбе с поработителями. С любыми. Особенно с теми, кто против.
Его политическое кредо, можно охарактеризовать одной фразой, произнесённой им в разгар первого дружеского ужина с вождём племени, которая переводится примерно так:
«Я вас научу Родину любить, Мать вашу!»
Хотя, скорее всего никакого кредо у него не было; не до того было: сначала война, на которую он попал ещё мальчишкой, потом эмиграция. Выживал как мог.
Теперь вот индейцы.
Надо сказать, что контакты с русским не прошли для индейцев даром.
Во-первых, они наконец-то узнали от него, что такое Родина. Точнее – тоска по родине. Это вам ни какая-то там интеллигентская ностальгия. Это такая – настоящая тоска.
Во-вторых, в племени резко повысилась рождаемость за счёт появления на свет множества сильных, светловолосых детей.
Но это произойдёт чуть позже.
Для начала индейцы убедились, как именно нужно тосковать о родине, когда русский прожил в племени свои первые три дня. Вечером он заявил, что сегодня Пятница, а впереди выходные. Так индейцы узнали, что начиная с Пятничного вечера и два последующих дня, без перерыва, можно петь заунывные песни, пить алкоголь (любой), невнятно грозить неведомому врагу, который злокозненно не пускает тебя обратно на Родину. Обещать ему самые страшные кары, зачастую сексуального характера.
Опять пить и опять петь.
Такая беззаветная любовь к далёкой и непонятной «Росииматушка», вызывала у индейцев искреннее уважение. В течении месяца этот ритуал, русский неукоснительно совершал каждую Пятницу и ещё два дня после неё. По Понедельникам Брусникер бывал грустен и тих.
Индейцы его жалели.
Наконец, сердобольные, они не выдержали и обратились к шаману племени с просьбой устроить для несчастного обряд «путешествие».
Уж больно убивается человек.
«Путешествие»
Это такой особый шаманский ритуал, в процессе которого дух человека отделяется от тела и может спокойно гулять, где захочет. Шаманы используют его для разных общественных нужд и общения с предками.
В быту, ритуал этот обычно просят совершить жёны охотников, когда хотят проведать своих мужей если те подозрительно долго не возвращаются с охоты.
Бывает, что и охотники совершают это «путешествие», чтоб проведать своих жён. Соскучились или ещё чего.