Между жизнью и смертью
Шрифт:
– Холод – это иллюзия. – Хея повторяла это, как мантру, когда ей действительно было холодно. Ноги даже под одеялом никак не могли согреться.
– Холод – это иллюзия! – она вспомнила дождливый августовский день на берегу Ладоги. Этот день надолго расположился в ее памяти, один из самых ярких и неоднозначных дней того скудного питреского лета…
Зачастую, на Ладоге люди сбивались кучками в поисках просветления, тщетно пытаясь увидеть его в глазах соседа. Хотя кто-то, возможно, и впрямь получал это самое просветление, прямо там на берегу легендарного озера, всегда так приветливо встречающего туристов, медитирующих и просто практикующих эдакий образ жизни людей. Она и сама любила таких людей, как на Ладоге,
– Чем они здесь занимались? – подумала Хея, шагая по выжженному берегу среди камней и песка. Нет, деревья стояли, как принято – корнями вниз, макушками с зелеными кронами вверх. И камни, как и принято, были разбросаны по песчаному берегу, в каком-то неведомом человеку порядке высшего хаоса вещей. И ветер вроде дул. Но земля как-будто перестала дышать. Тусовка, которая продолжалась здесь ни одну неделю, уехала сегодня утром. А земля осталась. Раскаченные места, так называемой силы, всегда гудели. А здесь стояла мертвецкая, холодная, не привычная живому телу тишина.
– Первый раз такое вижу, – бормотала она, сжимая в руках небольшой камень, будто не веря в то, что он вдруг оказался неживым. Камни были ее отдельной историей и одними из лучших проводников, каждый непременно особенный, как и люди, – каждый по своему прекрасный. Поэтому она и не верила, что не дышит.
Настя, Оля, Костя и еще трое ребят, с которыми она познакомилась вчера, когда приехала в лагерь своих друзей, продолжали болтать, двигаясь вперед по берегу и опушке леса. Хея отстала. В такие моменты у нее не возникало лишних вопросов, она просто знала то, что должна сейчас сделать. Как если бы в этот момент активировалось какое-то более сильное, более разумное существо внутри ее тела. Она закрыла глаза и медленно вздохнула. Вокруг зашурашал песок. Вихрь поднимался и поднимался, все набирая силу. Она открыла глаза и, стоя прямо в центре воронки, спокойно смотрела по сторонам на то, что происходит вокруг. Мозг уже давно привык и практически не сопротивлялся велению разума. Пространство загудело. Будто соки по стволам, откуда-то снизу, из невидимых человеческому глазу бескрайних недр земли, потекла энергия. Опушка тихонько ахнула и задышала.
– Вот так-то! – место раскачивалось и гудело все громче и громче. Хея просто стояла. Воронка становилась все мощнее и мощнее. Это было похоже на торнадо. Она дышала сама и лес, и озеро, и даже земля дышали вместе с ней. Дышали благодарно, окутывая ее своим теплом в эту дождливо-солнечную погоду. Внутри все горело. В груди было так жарко, как если бы там полыхало пламя.
Если кто-то из людей и наблюдал со стороны за тем, что происходило в тот миг, то мог видеть лишь молодую девушку с пучком рыжих волос на берегу озера, любующуюся бесконечной далью воды. Туристка, в шортах и растянутой майке с коротким топом на широких бретельках и кроссовках, с торчащими из них высокими зелеными носками.
– Хея, где ты там? – ребята ушагали далеко вперед пока она делала искусственное дыхание лесу и камню, и дышала вместе с ними.
– Ну вот и перкрасно! – Хея положила довольный булыжник на его местечко на берегу, осмотрелась еще раз по сторонам, ни пропустила ли она чего и, убедившись в порядке, зашагала вдоль волн, шуршащих о берег.
Облака без устали накатывались друг на друга, небо то хмурилось, то, казалось отступало. Солнце, выглядывая, не давало путникам окончательно замерзнуть, жадно цепляясь за их плечи своими редкими, тонкими лучами. Они шагали к озеру, в глубине леса. Дождь то накрапывал, то прекращался.
Хея любила лес. И лес и луга, и лога и вообще все то, что давала природа. Ее саму и все ее дары. И порой было неважно, это
После работы с Азраилом многое поменялось. Видеть она действительно стала лучше, скорее даже, она стала видеть абсолютно по-другому. Теперь энергия мертвых мест не была пугающей, как для многих живых. Она чувствовала себя, как дома, теперь даже на мертвой стороне.
Энергия смерти, что она приняла, как свою собственную, трансформировала не только ее тонкий план, она преобразила и окружающий мир. Точнее люди продолжали носить свои маски, играть свои роли, но Хея могла их видеть без масок и без надуманных ими самими ролей. Это было жуткое зрелище. Основная масса, на которой она и постигала свои навыки "зрения в ночи" были людьми не принимающие свое тело. Да что тело, они отрицали, казалось, и свою душу. Зрелище не для слабонервных. Энергия смерти позволяла видеть их настоящими. Все искусствеенное буд-то исчезало, растворялось, перед ней стоял человек со своими истинными проблемами, отрицаниями, со своими кривыми убеждениями. Перед ней стояла душа, как правило измученная человеческой реальностью. На них было жалко смотреть. Душа хочет одного – быть свободной. Но человек сам создает ей клетку, в которой она начинает растворяться. Она не может быть свободной, когда кто-то ей диктует, как правильно и как должно быть. Все наносное таяло в ее глазах. Зрелище в тот первый раз ее не на шутку впечатлило. Тяжелые души. "Держись. Это твой выбор. Это твой опыт. Ты должна его пройти." – это то единственное, что Хея говорила каждой той душе, что обращала на нее ищущий вгляд, толи скорбящий о самой себе, толи молящий о помощи. Вмешиваться она не могла, да и не за чем.
Опыт любого человека, это то, ради чего он пришел сюда, в этот мир, в эту "игру", в это тело. И если опыт не из легких, а иногда на столько тяжелый, что мозг перестает трезво оценивать происходящее, значит запрос был "со звездочкой". Менять или облегчать кому-то страдания в этом мире не входило в ее планы. И не потому что она этого не хотела, где-то внутри она желала им свободы. Но если стоящую перед тобою задачу решает кто-то другой, какой-нибудь "помощник", результат получится значительно слабее, чем если ты сам справляешься с задачей. Поэтому она не любила "спасателей", которые считали ее жизнь слишком сложной и пытались помочь ей там, где она сама этого не просила. Хея ценила свой опыт, она знала ему цену. Поэтому не позволяла себе быть ненужным "спасателем" для других.
***
Тонкие струйки муравьиных дорожек то там, то здесь пересекали лесную тропу. Муравьи суетились, не покладая лап. Сосны раскачивались, жалобно постанывая своими высокими, рыжими телами. Иногда казалось, что нагулявшийся ветер сползал к земле и сворачивался клубочком где-то у сосновых ног, в зарослях папоротника, убаюкиваясь под материнский шепот зеленых крон. Но только задремав, он вдруг снова подскакивал и рвался ввысь, умываясь по дороге брызгами лодожской воды. И так здесь было всегда.
Кроссовки слегка проваливались в шуршащий песок. Сухие шишки и мелкие ветки похрустывали под ногами. Дорога шла по опушке мимо маленькой часовенки, мимо огромного валуна, выросшего прямо среди деревьев и уходила далеко вглубь пушистого, свежего леса.
В длинном овраге поросшем бесконечным морем лесной травы, папоротники по-богатырски раскинули свои ветвистые листья, приветливо касаясь каждого, кто проходил по этой тонкой, лесной тропинке, что тянулась вверх по склону. Кто-то по одному, кто по несколько человек шли гуськом, болтая и смеясь. Кто-то сворачивал с тропы и уползал в поисках голубики. А кто-то просто дышал, наслаждаясь глубоким, томным хвойным ароматом летнего, соснового леса. Торопиться было некуда.