Междуглушь
Шрифт:
В нос пленнику ударил запах.
— О нет! Нет!
Как ни чудесен аромат шоколада, он мог означать только одно: слухи говорили правду. Пленник был обречён.
В другом конце салона сидел некто в белой рубашке и при галстуке. Правда, официальный наряд был весь заляпан коричневым. Такие же пятна красовались на пышном красном ковре. И на красных же бархатных стульях.
— Не бойся, — сказал Шоколадный Огр. Именно это говорят все монстры как раз в тот момент, когда уж точно пора по-настоящему испугаться.
Свет, льющийся из окон, бил перепуганному мальчугану в глаза, так что он не мог рассмотреть лица огра. Но тот сам встал
Вот это лицо! Словно кто-то окунул всю правую половину головы огра в расплавленную шоколадную помадку. Коричневая субстанция, казалось, сочилась из самих пор его кожи. Даже левый глаз монстра был не просто карим, а шоколадным. Тем больше изумляла правая половина его лица — в ней не было ничего чудовищного. Фактически, она выглядела так, как и должна была выглядеть у обычного пятнадцатилетнего [1] юноши.
1
Так у автора. Напомню, что Ник погиб в четырнадцать лет. Но, принимая во внимание необычайную «взрослость» Ника, можно предположить, что он казался старше своих лет.
— Отпусти меня! — попросил трясущийся от страха послесвет. — Я всё сделаю, всё, что хочешь, только отпусти!
— Отпущу, — заверил Шоколадный Огр. — И даже ещё лучше — укажу тебе путь.
Что-то это звучало не слишком обнадёживающе. Пленник перепугался ещё больше и ждал, что под его ногами вот-вот разверзнется страшная чёрная яма. Но ничего такого не произошло.
— Как тебя зовут? — спросил огр.
Вот тебе и раз. Об этом мальчик уже давно и думать забыл.
— Меня зовут... я.
Шоколадный Огр кивнул:
— Не помнишь. Это ничего. — Он протянул мальчугану руку. — Меня зовут Ник.
Пленник уставился на протянутую ему ладонь и не знал, как быть. Эта рука была гораздо чище левой, полностью покрытой шоколадом, но даже её нельзя было назвать «незапятнанной». А как же не испачкаться, если всё кругом, весь поезд был заляпан шоколадом.
— Что такое? Не ожидал, что у «Шоколадного Огра» есть настоящее имя? — Огр улыбнулся, и с его щеки на испещрённый тёмными пятнами ковёр шлёпнулась крупная капля шоколада.
Большерукий пацан, всё ещё торчащий позади пленного, крепко ткнул того в загривок:
— Руку пожми, хамло невоспитанное!
Мальчуган сделал, как велели — пожал огру руку. На ладони пленника остались коричневые пятна. Несмотря на владевший парнишкой страх, шоколад показался ему куда притягательней, чем поп-корн.
И словно читая его мысли, огр сказал:
— Ешь, ешь — он настоящий, и на вкус точно такой же, как и при твоей жизни!
Хотя мальчик и заподозрил, что это, возможно, обман, трюк, что шоколад может быть каким-то образом отравлен, а то и ещё что похуже, он всё-таки поднёс пальцы ко рту и облизал. Огр был прав — настоящий шоколад, обалденная вкуснятина!
Огр указал на собственное лицо:
— Единственное, что меня с этим примиряет — я могу делиться своим шоколадом.
— Ага, к тому же сегодня он молочный, — добавил рукастый пацан. — Должно быть, ты в хорошем настроении.
Огр пожал плечами.
— У меня всегда хорошее настроение, когда удаётся спасти кого-нибудь из когтей Мэри.
Что-то этот монстр какой-то не такой. Слишком дружелюбный.
— Что ты сделаешь со мной? — дрожащим голосом спросил мальчик.
— Ничего не сделаю. Вопрос в другом: что ты сам собираешься делать? — Огр сложил руки на груди. — Когда ты появился в Междумире, у тебя в кармане была монетка. Ты не помнишь, что с нею сталось?
Мальчик пожал плечами:
— Да была какая-то... Выбросил.
Шоколадный Огр сунул руку в ржавое серое ведро.
— Гм... Похоже, я её нашёл. — Он вытащил из ведра монетку и протянул её мальчику. — Вот, возьми.
Поскольку тот колебался, большерукий пацан за спиной ткнул его ещё раз.
Мальчик взял монету. Она была очень похожа на ту стёртую медяшку, которую он выбросил.
— Скажи, что ты чувствуешь? — спросил Огр.
— Тёплая...
Огр улыбнулся.
— Хорошо. Очень хорошо. Теперь тебе предоставляется выбор: ты можешь подержать её на ладони... или можешь положить в карман — до следующего раза.
— А что будет, если я ещё немного подержу её?
— По правде говоря, я не знаю. Может, ты расскажешь?
Хотя мальчик за всё время пребывания в Междумире не испытывал б'oльшего страха, чем сейчас, от медяка исходило что-то такое, что успокаивало, утешало... Монетка наполнила его кисть блаженным теплом, оттуда оно растеклось по всей руке, а потом и по всему телу. Его послесвечение — сияние, окутывающее каждого послесвета — стало ярче. Монета нагрелась ещё больше, и прежде чем мальчуган успел сообразить, что делает, он сомкнул вокруг неё пальцы, а в следующий момент пространство раскололось, и перед парнишкой возник туннель. Он был чернее чёрного, но где-то в его конце, в невозможной дали сиял свет, невыразимо яркий на фоне тёмных стен. Нет, это вовсе не бездонная мрачная яма! Это он уже видел раньше! Да! Он видел этот туннель в тот самый момент, когда...
— Джейсон! — радостно воскликнул мальчик. — Меня зовут Джейсон!
Огр кивнул.
— Счастливого пути, Джейсон.
Мальчик хотел поблагодарить Шоколадного Огра, но был уже слишком далеко — летел по туннелю туда, куда уходят все.
Заиграла радуга, замерцал переливчатый свет — и мальчика не стало.
— Ну вот, вечно одно и то же, — пожаловался Джонни-О, хрустнув своими костяшками-переростками. — Никто никогда не говорит, что они там такое видят. Ну хоть бы один хоть бы когда-нибудь!..
— Если тебе так хочется узнать, — сказал Ник, — возьми монету сам.
Джонни-О передёрнул плечами.
— Не-е... — протянул он. — Охота ещё немного попортить тебе жизнь.
Ник засмеялся. Несмотря на то, что Джонни-О строил из себя крутого парня и отпетого головореза, из него получился надёжный и верный друг. Конечно, они не сразу стали друзьями. Джонни-О не слишком обрадовался, когда в его месте обитания появился Ник со своим волшебным ведром. Это ведро — как и наполнявшие его старые монеты и гадальные печенья — было даром из каких-то неведомых мест вне всех миров, потому что оно никогда не пустело. В нём всегда находилась монетка, когда в ней нуждалась какая-нибудь душа. Ник думал, что ему придётся обойти весь Междумир в поисках старых медяков, однако ведро наполнялось само собой, когда на него никто не смотрел, и это служило Нику знаком, что то, что он делает — правильно.