Междуглушь
Шрифт:
— Здравствуй, Мэри.
— Здравствуй, Ник.
Она всё ещё любила Ника, но при взгляде на него содрогнулась и почувствовала, как её любовь превращается в жалость. Ник был в бедственном состоянии. Теперь Мэри вполне могла оправдывать свои поступки тем, что от Ника больше ничего не осталось, его заменил Шоколадный Огр — существо настолько несчастное, что избавить его от страданий станет актом милосердия.
Держать дистанцию стало легче.
— Что нам сказать друг другу, Ник?
— Как насчёт «приятно снова видеть тебя»? — Хриплый, грубый голос Ника уже не походил
— Да, — согласилась Мэри. — Приятно снова видеть тебя. Правда!
Мэри начала ощущать на себе влияние междуворота, но не беспокоилась — ей не придётся подвергаться его воздействию так долго, как Ник. Вот почему она намеренно опоздала. К тому же междуворот оказывал на неё совсем другой эффект: Мэри не только не пригибало к земле тяжким грузом, но наоборот — она словно в воздух воспаряла. Собственно говоря, она чувствовала, что у неё сил прибавилось!
— Мне тебя не хватало, — сказал Ник.
— Вот как? Поэтому ты продолжал доставлять мне неприятности, словно колючка в боку? Разве ты маленький мальчик, впервые влюбившийся и не знающий, как привлечь к себе внимание?
Сочащийся из пор его кожи шоколад потемнел. Мэри вздохнула.
— Мне тоже тебя не хватало, — призналась она.
Ник смущённо пожал плечами.
— Я бы обнял тебя, но боюсь запачкать твоё безукоризненное платье.
Мэри печально покачала головой.
— Как ужасно всё пошло между нами, Ник! Так не должно было случиться. Почему ты стал враждовать со мной?
— По той же причине, по которой ты враждуешь со мной. Я, так же как и ты, делаю то, что считаю правильным — освобождаю детей из пут этого мира.
— Мы здесь для того, чтобы строить Междумир, а не подвергать опустошению!
— Как можешь ты, умная и добрая, так глубоко ошибаться?!
Мэри закрыла глаза. А она-то мечтала, что Ник в последнюю минуту отречётся, и ему откроется путь к спасению! По-видимому, этому не бывать. Он никогда не станет на её точку зрения.
— Придя сюда сегодня, ты совершил единственный правильный поступок за всё последнее время, — промолвила она.
Ник пошевелился, и она увидела, как его левое плечо осело и начало терять форму. Мэри было не по себе смотреть это, и тем не менее она не отводила глаз, считая, что таково её наказание за оказанное Нику доверие, которого тот не оправдал.
— Если у тебя имеются мирные предложения, я готов выслушать, — прохрипел Ник — его голос с каждой минутой всё меньше походил на человеческий.
Мэри вновь покачала головой.
— Нет у меня никаких мирных предложений. Я не пойду тебе на уступки. Каждый послесвет в Междумире имеет право на мир и покой, которые я им даю. Я не пожертвую ни одним из них ради мира с тобой.
— Тогда для чего мы здесь?
Мэри улыбнулась печальной и торжествующей улыбкой.
— Для того, чтобы принять твою безоговорочную сдачу, конечно! В эту самую минуту мои дети штурмуют твой поезд. Вся твоя армия попадёт в плен. Тебе не к кому будет возвратиться, Ник, у тебя никого не останется. Я уже выиграла.
Ник смотрел на Мэри. Вот она — такая же прекрасная, такая же могущественная, как всегда, возможно, даже больше, чем всегда, потому что это место, похоже, приумножало и её красоту, и её могущество. Но через мгновение от её силы ничего не останется. Ах вот как — значит, она считает его жалким влюблённым мальчишкой?! Ничего, скоро он в полной мере насладится выражением отчаяния на её прекрасном лице! Ник даже почувствовал что-то вроде вины.
— Твоих детей ждёт сюрприз, — ответил Ник. — У тебя двести послесветов, а у меня четыреста. Это мояармия захватит в плен твою! А потом всем им раздадут монеты, и во второй раз «твои дети» станут свободными. Спасибо за то, что послала их к поезду, облегчила мне труд.
Реакция Мэри оказалась совсем не такой, как ожидал Ник. Она закинула за спину свои роскошные волосы и горделиво расправила плечи.
— Ах, Ник, мне кажется, ты заблуждаешься. Как я сказала, у меня более двухсот послесветов — и я не солгала. — И она улыбнулась леденящей кровь улыбкой. — У меня их тысяча. Это ведь больше, чем две сотни, как ты думаешь?
Когда смысл её слов дошёл до Ника, его словно громом поразило. Волю юноши парализовало. У неё тысяча душ! Да она с лёгкостью расправится с его армией! С напряжением, которое Ник всячески пытался сдержать с самого своего первого шага в междувороте, которое всё росло в нём и требовало выхода, — с этим напряжением больше нельзя было совладать. У Ника появилось чувство, будто внутри него прорвалась плотина. В глазах помутилось, а потом стало совсем темно. Всё его существо начало расползаться, исчезать, пожираемое приторно-сладкой раковой опухолью. То, что началось с маленького пятнышка, поглотило его всего. Гора шоколада — вот что осталось от Ника.
— Сейчас, сэр? — спросила Цин. — Мне приступать сейчас или как?
Да, конечно же, сейчас! Он, возможно, не одержит победу над её детьми, зато он всё ещё может одержать победу над самой Мэри!
«Я приготовил тебе подарок, Мэри», — хотел сказать Ник — в точности так, как делал это в своих фантазиях — но... он больше не мог произнести ни слова, из его рта вылетали только невнятные, тягучие звуки, похожие завывание ветра в пещере. Но прежде чем его мысли тоже превратились в бесформенное месиво, он послал Цин вперёд. «Давай!» — попытался он выговорить, и она, должно быть поняла, потому что кинулась к Мэри, схватила за плечи, налегла и принялась толкать.
Мэри думала, что подготовилась к любым неожиданностям.
Потрошительница? Вряд ли от неё стоит ожидать чего-то по-настоящему опасного. Ну, разве что каких-нибудь мелких неприятностей. «Да пусть крадёт у меня всё, что ей угодно, — думала Мэри, — я как-нибудь переживу». Но в ту секунду, как Потрошительница начала толкать её, Мэри сообразила, что ошибалась. В затылке у неё появилось какое-то странное ощущение — пощипывание или покалывание, словом что-то такое, чего ей ещё никогда не доводилось чувствовать. Потрошительница налегла сильнее, покалывание охватило лицо Мэри, затем плечи... Да что же это такое?! Эктодёру полагается воровать, а эта... что она делает?!