Междумир
Шрифт:
Из воды явится к тебе спасение.
Алли явилась нему из воды, разве не так? Он откинулся на спинку, весьма довольный собой.
Дом на Лонг-Айленде и вправду требовал, чтобы они убрались из его стен.
Он говорил об этом громко, он говорил об этом часто. Жутко противный дом. Однако собака лаяла, но не кусалась. В доме жила молодая чета, и хотя жильё орало и на них тоже, они ничего не слышали, потому что оба были глухи. Поскольку у дома не было конечностей, чтобы воспользоваться языком жестов, он раздражался всё больше и больше. Должно быть, дом обрадовался, когда наконец в его стенах появились бестелесные духи, которые были в состоянии услышать его, пусть они и пропускали его вопли мимо ушей. Как бы там ни было, Алли вынуждена была признать, что это идеальное место для её первого развесистоклюквенного урока по скинджекингу.
— О-кей, — обратилась она к МакГиллу, — сначала найди в этой комнате мёртвое пятно.
Проще простого — дом был нашпигован мёртвыми пятнами, как швейцарский сыр дырками; должно быть, здесь умерла уйма народу. Алли предпочла не думать об этом.
МакГилл утвердился на пятне у окна с видом на море.
— А что теперь?
— Закрой глаза.
— Они не закрываются, — напомнил МакГилл.
— А, ну да. Ладно, тогда не закрывай. Повернись к океану... и жди, когда взойдёт солнце.
— Сейчас полдень, — буркнул МакГилл.
— Да знаю я. Но ты должен стоять здесь и ждать до завтра до рассвета, а когда начнёт подниматься солнце — смотри прямо на него.
— Пошли... во-о-о-о-о-о-о-он!— взвыл дом.
— Если нам надо быть здесь на рассвете, почему ты не сказала об этом до того, как мы приволоклись сюда?
— Знаешь, в чём твоя беда? — сказала Алли. — У тебя напрочь отсутствует терпение. А скинджекинг требует терпения. Ты бессмертен, делать тебе нечего, торопиться некуда. Стой и жди рассвета!
МакГилл скосил на неё злой глаз, сплюнул на Аллину ногу бурый комок чего-то гадостного и сказал:
— Ладно. Куда ты? Стой и жди вместе со мной. Если мне приходится выслушивать вопли этой дурацкой халупы, то и тебе тоже.
Так они и ждали, не обращая внимания на суету живущих в доме людей и бесконечные вопли самого дома.
Вот незадача — следующее утро оказалось облачным, и вместо солнца на горизонте была видна только серая, унылая полоса.
— Значит, будем ждать до завтра, — сказала Алли.
— Вот ещё новости! И как мне это поможет научиться?
Алли закатила глаза, как будто ответ лежал на поверхности:
— Когда ты долго смотришь на восходящее солнце, это даёт тебе... душезрение. Не во всякого живого можно забраться. Душезрение позволяет увидеть, кого можно скинджекить, а кого нельзя.
МакГилл уставился на неё с сомнением.
— И вот так, значит, ты научилась?
— Вообще-то... — протянула Алли, — это только первая ступень.
— А сколько их всего?
— Двенадцать.
МакГилл смерил её своими блуждающими разнокалиберными глазами и спросил:
— А в этом доме кто-нибудь годится?
Сказать по правде, для скинджекинга годился кто угодно, но Алли не собиралась сообщать монстру правду. Вся суть разыгрываемой ею комедии сводилась к тому, чтобы, обучая МакГилла, ничему его не научить, а вместо этого протянуть время и успеть узнать слабости начальства. Если ей удастся протащить его через все двенадцать идиотских «ступеней», убедив, что в конце он будет способен к скинджекингу, то, возможно, за это время она найдёт способ победить МакГилла — или, по крайней мере, освободить своих друзей.
В любом случае, надо ещё придумать план, как очень быстро унести ноги, потому что когда МакГилл, наконец, поймёт, что его одурачили, от его гнева сотрясётся весь Междумир.
— Женщина годится, — сказала Алли МакГиллу.
— А ну покажи! — потребовало чудище. — Вселись в неё сейчас!
Алли стиснула зубы. Эксперимент, который она проделала с паромщиком, привёл её одновременно и в восторг, и в ужас. С одной стороны — захватывающее, яркое переживание, а с другой — жесть, всё равно что примерять на себя грязную, провонявшую чужим потом одежду. Но деваться некуда — если она стремится держать МакГилла на коротком поводке, придётся показать, на что способна.
— О-кей, я это сделаю. Но сначала ты расскажешь мне, зачем тебе все эти ребята, что ты подвесил в трюме. И почему на них номера.
Он немного поразмыслил и ответил:
— Нет, сначала ты вселишься, а уже потом я расскажу.
— Замётано.
Алли напружилась, словно бегун, выходящий на дистанцию, и двинулась к женщине, которая в это время возилась на кухне. Вселение на этот раз оказалось куда легче, чем с паромщиком — может, потому, что это была женщина, а может, потому, что уже имелся некоторый опыт. Практика — великая вещь.
Женщина так никогда и не поняла, что с нею стряслось.
Первое, что поразило Алли — это полная тишина. Она было запаниковала, подумав, что что-то не так, но тут же успокоилась, вспомнив, что обитатели дома пользовались языком жестов. Женщина глуха. Окружающий мир стал ярче, рельефней — стал таким, каким его видят живые, и Алли вновь испытала восхитительное чувство — у неё опять было тело! Она поиграла пальцами... Как оказалось, девочке понадобилось всего несколько секунд, чтобы подавить сознание «хозяйки» и взять над ней контроль.
Алли оглянулась вокруг. Теперь она МакГилла не видела, но знала — он здесь. Если ему так хочется доказательств, он их получит.
Она порылась в кухонных шкафчиках, нашла фломастер и большими печатными буквами написала на стене:
БЕРЕГИСЬ МАКГИЛЛА
После чего выпрыгнула из женщины, не желая проводить в чужом теле ни одной секунды сверх необходимого. Живой мир сразу поблёк, слух вернулся. А вот и МакГилл собственной персоной — стоит и лыбится, демонстрируя треугольные гнилые зубы.