Межлуние
Шрифт:
Он проглотил рвущийся из груди стон.
— Не вини себя. Пойми, это мой выбор.
— Другого случая может не представиться.
Она грустно улыбнулась.
— Я не передумаю. Ступай с миром.
Торе попятился, пока не уперся в запертую дверь. Стукнув по ней, он дал знак стражу, выпустившему его в коридор. Смирение Аэрин смешало тщательно разложенные карты, и архиагент в недоумении смотрел на их хаотичный расклад. Неизвестно, что повлияло на него больше, — волевой настрой девушки, или неизбежность эмиграции.
—
— Она плохо перенесла издевательства. Боюсь, что потребуется выждать время, прежде чем возобновить допрос.
Совершенно опустошенный архиагент раздумывал над тем, что ему делать дальше, когда из соседней камеры донесся слабый голос, позвавший мужчин.
Содрогнувшись, архиагент уставился на промежуток между прутьями, будто ощутив обжигающий удар раскаленной до бела плетью. У него перехватило дыхание. Чудовищная ошибка, или продуманный ход Родригеса? Как такое возможно, если его не обманули хитроумным приемом?
Страж заметил интерес Торе.
— Она у нас давно. Я уже не помню, почему ее здесь держат.
— Твое имя? Кто ты? — Припав к прутьям, допытывался Торе, уже зная ответ.
— Давид? — Охнула женщина, просунувшая к нему руки и обнявшая архиагента за шею.
От избытка чувств она потеряла сознание.
— Открывайте! — Прорычал архиагент, — быстро! Зовите генерального инквизитора!
Ввалившись в камеру, Торе привел ее в чувство.
— Где же ты был? — Сквозь слезы спросила она, стоящего перед ней на коленях клирика, и гладя его по лысой голове.
— Я… — Попытался начать он и не смог, поняв, как беспросветно ошибался все это время.
Лавина откровений, в миг обрушившая хлипкие барьеры оправданий, освободила осознание масштаба ничем не оправданных преступлений, совершенных ради иллюзии, и запоздалое раскаяние сдавили его горло. Ненависть к самому себе, столько легко и коварно обманутого, потрясла ошеломленного Торе, стремительно разматывающего клубок лжи и лицемерия. Он ухватил нить истины и, вытягивая ее на себя, увидел совершенно иную историю, где ему отводилась роль никчемной марионетки.
Этот миг стал переломным в его жизни. С нетерпением дождавшись Диего, архиагент всмотрелся в лицо тучного инквизитора.
— Эту узницу нужно освободить. Она не виновна. Это приказ Родригеса.
— Снимай оковы. Шевелись, — подтолкнул Диего нерасторопного капитана стражи. — Очень странно, амиго, он неоднократно говорил мне…
— Синьор, не стоит об этом, — мягко, но настойчиво влез в разговор Окинус.
Инквизитор нахмурился, поскольку не помнил возражений со стороны ранее молчаливого подчиненного и повернулся к нему, ожидая объяснений.
— Это может навредить как ему, так и вам.
Торе удержался от резкого высказывания, и только его глаза полыхнули праведным гневом.
— Я бы так же не советовал отпускать узницу, — добавил невозмутимый
— В чем проблема, Гордиан? — Развел руками Диего.
— У него нет доказательств невиновности этой женщины.
— А ведь ты прав. Действительно, мой друг, почему мне надо тебе верить? — Обратился инквизитор к Торе.
Подсказанный вопрос был хорош во всем, однако, существовала причина, проистекающая из оговорки Диего. Благодаря длинному языку и громкому голосу, Родригес читал его как открытую книгу.
— Я мог бы указать на родимое пятно на ее правой лопатке, но не позволю вам это проверить. Почему я говорю правду, и она невиновна? У меня есть ответ. Тот, кого вы считаете секретарем, совсем не тот, за кого себя выдает. Его клириальное имя Окинус, и он такой же архиагент, как и я.
— Лживые обвинения, — спокойно возразил тот.
— Это легко доказать. Достаточно послать Мастеру гонца с пустым письмом, и посмотрим, как скоро он появится здесь.
Это был один из известных агентам способов сообщить Дону Родригесу о своем провале.
Подступив к Окинусу, Торе неуловимым движением избавил его от фальшивых усов.
— Что это значит? — Взревел Диего, заметив замешательство Гордиана, и переводя взгляд с одного лица на другое.
— Ты спрашиваешь себя, с какой стати я перехожу дорогу Мастеру? — С неприкрытой неприязнью уточнил Торе. — Иди, сообщи ему, что я все знаю.
К изумлению генерального инквизитора, прежде верный Гордиан покинул своего господина. Его удаляющиеся шаги не успели стихнуть, как Торе, не теряя времени даром, обратился к Диего:
— Менее чем через час здесь будет Родригес. Мне нужно спешить. Что он вам говорил о ней? — Спросил Торе, обнимая невероятно ослабевшую женщину, не способную сказать ни слова, но в ее взгляде читались надежда и радость от встречи.
— Он велел беречь ее. Называл ценным заложником, которого нельзя подвергать пыткам.
— Мастер обманул нас всех. Не трогайте Аэрин, пока я не разберусь во всем. Будет лучше, если ее перевезут в монастырь.
Не смотря на желание давы закончить свои дни в мучениях, архиагент вознамерился спасти и ее.
— Разумное предложение, амиго. Помоги ему, — распорядился инквизитор, обратившись к стражу, и задумчиво потер подбородок, обдумывая слова клирика, покидающего грозное здание.
У не знакомого с ним человека могло сложиться впечатление, будто простоватый инквизитор согласился с доводами архиагента. Именно эта обманчивость обошлась некоторым чрезмерно доверчивым непомерно высокой ценой. Неискушенный в политике не смог бы занять этот пост, не смотря ни на какие взятки. А если и так, то легко потерял бы его, не распознав заговор. Когда речь заходила о собственном благополучии, Диего проявлял неожиданную для его противников цепкую хватку и суровую принципиальность.