Мгновение
Шрифт:
– Я так боялась, что землетрясение застанет ваших работников под водой!..
– Послушайте!
– сказал Василий Николаевич с удивлением.
– А ведь я узнал вас! Вернее, голос! Это вы вчера говорили по радио?
– Да. Но я тогда еще не знала, что к озеру прибыла экспедиция. Нас поздно предупредили. Из Самарканда позвонили по телефону только полчаса назад.
Участники экспедиции взволнованно загомонили, перебивая друг друга. Федотов представил себя, как они обступили и забрасывают вопросами женщину, прискакавшую в лагерь. Наконец разноголосую сумятицу покрыл густой рокочущий бас Василия Николаевича.
– Но кто же вы?
– закричал он почти сердито.
– Почему сообщили о землетрясении еще вчера?
– Я сейсмолог, - просто ответила женщина.
– Я обязана знать о землетрясении заранее.
– И вы знали?..
– Не я одна. Я начальник центрального поста. Ко мне стекаются сообщения из других постов, расположенных на моем участке. Они, видите ли, разбиты в шахматном порядке, на расстоянии пятидесяти километров друг от друга. Так удобнее пеленговать и...
Федотов не расслышал вопроса.
– Конечно, - ответила женщина.
– Бурят скважину. Глубоко! До двух километров! На дне ее устанавливают звукоприемник, прибор, который улавливает звуки различных тонов. Они передаются по проводам, выходящим из скважины на поверхность, при помощи светового луча записываются на фотопленку...
– Землетрясение фотографируют?
– Не только землетрясение, даже приближение его! Землетрясение предвещают звуки низкой частоты - шумы, гул. Понимаете, поверхности пластов начинают скользить, трение увеличивается... Вчера вечером на фотопленке были замечены зловещие зигзаги. Размах подземного маятника делался все длиннее и длиннее. Кроме того, мы стали получать сообщения и о других побочных признаках. Увеличилось число ионов в атмосфере, усилилось напряжение электрического поля. Все, как говорится, одно к одному... Землетрясение приближалось... Тогда я и сделала свое предупреждение по радио...
Кто-то нетерпеливо спросил:
– Вы были уверены не только во времени, но и в районе будущего землетрясения?
– Вполне. Важно, чтобы наблюдение велось беспрерывно и охватывало возможно более обширную территорию... О, с нашими горами нужно держать ухо востро! Они у нас молодые, по молодости лет шалят...
Женщина засмеялась. Смех показался Федотову знакомым.
– Разумеется, относительно молодые, - пояснила женщина.
– Их возраст всего каких-нибудь несколько миллионов лег. Но они еще продолжают формироваться.
– А Урал?
– Ну, Урал - старичок. Он совершенно безопасен. Опасны горы, которые входят в пояс разлома, в ту складку, которая опоясывает весь земной шар и тянется к нам от Пиренеев через Альпы, Карпаты, Крым, Кавказ, Копет-Даг...
Видимо, Василий Николаевич собирался подступить к сейсмологу с новым мудреным вопросом, но на него зашикали:
– Да подождите вы, Василий Николаевич! Дайте самое важное узнать... Скажите, товарищ сейсмолог: благополучно ли все обошлось, не было ли жертв?
– Нет!
– По голосу Федотов понял, что женщина оживилась.
– Нет, не было! Эпицентр землетрясения прошел юго-восточнее одного из городов. Я так и предполагала. По телефону сообщили: есть разрушения, из людей не пострадал никто. Ведь мы предупредили всех еще в полночь, за несколько часов до землетрясения. Конечно, эти часы были тревожными. Провести их пришлось под открытым небом на бульварах и площадях. Но ведь ночи еще теплые.
– Я встану, - сказал Федотов слабым, но решительным голосом и отстранил поддерживавших его товарищей.
– Нет, нет! Я обязательно встану. Я чувствую себя уже хорошо...
– Да ты в уме? Ты ранен. У тебя поднимется температура...
– Черт с ней, с температурой! Нет, братцы, не могу лежать! Пустите! Я потом объясню. Вы не понимаете ничего!..
Пошатываясь, он вышел из палатки и остановился на пороге, придерживаясь за брезент.
Да, это была Максумэ. Он сразу же узнал ее, хотя в черных косах появились серебристые пряди.
Голова ее была не покрыта - видно, выбежала из дому, как была.
На Максумэ был белый халат, придававший ей вид врача. "Стетоскопа в кармане не хватает", - подумал Федотов.
Она смотрела на Федотова широко раскрытыми, ясными глазами, не узнавая его.
– О! Есть раненый!
– воскликнула Максумэ с огорчением.
– Я видел затонувший город, - сказал Федотов вместо приветствия.
– Я добрался до города!
– Не понимаю.
Ей принялись наперебой объяснять, почему у Федотова забинтованы плечо и голова, показывали то на фотоаппарат, по-прежнему висевший у него на шее, то на колыхавшееся внизу озеро. Максумэ только вертела из стороны в сторону головой, недоумевающе улыбалась, пожимала плечами.
– Я сам объясню, без комментаторов, - сказал Федотов сердито и, шагнув вперед, отстранил археологов, теснившихся подле Максумэ.
– Вы просто не узнали меня, - произнес он мягко, обращаясь к ней.
– Я Павел. Помните?
И, к изумлению Василия Николаевича и других, принялся перечислять, не спуская глаз с девушки:
– Москва, 1936 год, лохматый щенок на бульваре, гражданин с газетой, потом речной трамвай, разговор о Согдиане и о будущей вашей профессии, сломанный карандаш, полетевший за борт, и, наконец...
– А! Довольно! Я узнала вас!..
Максумэ не тронулась с места, но глаза ее под высоко вскинутыми широкими бровями засияли.
– Значит, вы добрались до озера?
– Как видите.
– Теперь сможете спокойно работать под водой...
– Конечно. Будете охранять меня.
– Да. Если возникнет опасность, я сразу же сообщу в ваш лагерь. Но, судя по ряду признаков, грозное мгновенье повторится не скоро...
– А ведь я остановил мгновенье, Максумэ!
– сказал Федотов, не отрывая взгляда от милого крылатого лица. Снова, как много лет назад на Москве-реке, почти не замечал окружающих людей, будто на берегу пустынного горного озера остались только двое: он и Максумэ.
– Я запечатлел на фотопленке то, что неповторимо.