Мичман Тихоня
Шрифт:
На другой день они находились у берегов Сицилии, недалеко от того места, где Изи и Гаскойн были выброшены на берег. Погода была тихая, и море успокоилось. Поэтому они держались близко к берегу, так как ветер мешал им идти в Палермо. По обыкновению все смотрели в зрительные трубки на виллы, утопавшие в зелени апельсинных рощ среди холмов и долин.
— Что это такое, Гаскойн, — спросил Изи, — вон под тем утесом? Как будто корабль.
Гаскойн взглянул в указанном направлении.
— Да, это судно на скалах: судя по форме носа, галера.
— Это галера, сэр, я вижу скамьи для гребцов, —
Сообщили капитану Уильсону, который тоже посмотрел в зрительную трубку.
— Без сомнения она села на камни, — заметил он. — И мне кажется, я различаю людей. Подойдем поближе.
«Аврора» направилась к судну и через час находилась в полумиле от него. Предположения подтвердились: это была сицилийская галера, севшая на камни. Теперь ясно были видны люди, махавшие рубашками и платками.
— Это должно быть каторжная галера, так как я замечаю, что никто из них не меняет своего положения; очевидно, офицеры и команда бросили ее, предоставив каторжникам погибать.
— Какая гадость, — сказал Джек Гаскойну. — Ведь они осуждены на галеры, а не на смертную казнь.
— Да, море их не помилует, — отвечал Гаскойн. — А каково положение дожидаться неминуемой смерти, прикованными к скамьям. Надеюсь, капитан не оставит их без помощи.
Некоторое время капитан Уильсон колебался, что ему предпринять. Невозможно было бросить несчастных на верную смерть, но и выпустить на берег толпу каторжников, из которых добрая половина не преминула бы приняться за свои прежние дела, представлялось не совсем удобным. Взять же их на фрегат и везти в Палермо было чересчур хлопотливо и неудобно для военного корабля. Подумав немного, капитан решил выпустить их на берег. «Если сицилийские власти останутся недовольны, то пусть пеняют на себя: вольно же им допускать такие гадости». «Аврора» легла в дрейф, и капитан приказал спустить два катера с вооруженной командой.
— Мистер Изи, возьмите катер и оружейников, отправляйтесь к галере, освободите этих людей и высадите их на берег маленькими отрядами. Мистер Гаскойн, вы возьмите другой катер и будете сопровождать мистера Изи. Велите вашим людям держать оружие наготове на случай какого-нибудь враждебного покушения со стороны каторжников.
Исполняя это приказание, наши мичманы отправились к галере. Оказалось, что она засела на камнях, пробивших ее тонкий корпус, и как они думали, офицеры и команда покинули ее в шлюпках, бросив каторжников на произвол судьбы. Галера была в пятьдесят весел, но только на тридцати шести имелись гребцы. Весла были длиною в сорок футов, на каждом сидело по четыре гребца-каторжника, прикованные к скамьям цепью. От носа до кормы между двумя рядами скамей была положена доска в два фута шириной для того, чтобы боцман мог погонять плетью недостаточно усердных.
— Viva los Ingleses! — воскликнули каторжники, когда Изи вскарабкался на галеры. Все они имели жалкий, измученный, изнуренный вид. физиономии большинства не представляли ничего зверского, но немало было и отталкивающих, свирепых лиц.
— Послушай, Нэд, видал ли ты когда-нибудь такие каинские рожи? — заметил Изи.
— Нет, — отвечал Гаскойн. — Если б капитан увидел их, то вряд ли бы решился выпустить их на берег.
—
— Нам приказано освободить их, Джек.
— Да, но я бы желал обсудить этот пункт с капитаном Уильсоном.
— Ты сам знаешь, Джек, что на службе не приходится обсуждать приказаний. Притом же они все равно скоро попадутся.
— Да, но сначала дадут себя знать населению. Часть из них отменные негодяи, а остальным поневоле придется грабить, когда есть нечего. Ну, да как бы то ни было, бросить их на произвол судьбы мы не можем, и раз капитан не берет эту публику на борт, остается только выпустить ее на берег.
Оружейник принялся расковывать каторжников, и когда освободил столько, сколько мог вместить катер, Джек, сопровождаемый Гаскойном, отвез их на берег и высадил. Потребовалось шесть поездок, чтобы перевезти всех. Когда же последняя партия была высажена, и Джек приказал матросам отвалить от берега, один из каторжников повернулся и крикнул Джеку насмешливым тоном:
— Addio, signior, a rivederci! 3
Джек встрепенулся, взглянул и узнал в изнуренном полунагом оборванце дона Сильвио.
3
Прощайте, до свиданья.
— Я сообщу дону Ребьере о вашем прибытии, синьор, — крикнул негодяй и, соскочив с камня, смешался с толпой.
— Нэд, — сказал Изи Гаскойну, — мы освободили этого негодяя.
— Очень прискорбно, — отвечал Гаскойн, — но мы только исполняли приказание.
— Теперь ничего не поделаешь, но я боюсь, что выйдет беда.
— Мы исполняли приказание, — повторил Гаскойн.
— Выпустили его в десяти милях от усадьбы дона Ребьеры.
— Исполняли приказание, Джек.
— С целой оравой, которую он может повести за собой.
— Приказание, Джек.
— Агнеса в его руках.
— Приказание капитана, Джек.
— Мы обсудим этот пункт, когда я буду на корабле.
— Слишком поздно, Джек.
— Да, — простонал Джек, в отчаянии опускаясь на скамью.
— Навались, ребята, навались.
Вернувшись на фрегат, Джек сообщил обо всем, что произошло, прибавив, что в числе каторжников оказался дон Сильвио, и высказал свои опасения по поводу близости усадьбы дона Ребьеры. Капитан Уильсон слушал, кусая губы.
— Боюсь, что я поторопился, мистер Изи, — сказал он, — следовало взять их на фрегат и передать властям. Теперь остается только поторопиться в Палермо и сообщить властям, чтобы выслали за ними войска.
Ветер переменился, и «Аврора» могла тронуться в путь. Утром она бросила якорь в Палермо, и капитан немедленно сообщил властям, которые отправили отряд войск на поиски освобожденных каторжников. Капитан Уильсон, сочувствуя беспокойству Джека о его друзьях, дал ему и Гаскойну отпуск на берег.