Мифы и легенды Святой земли

За спиной многотысячных армий завоевателей и многокилометровых процессий паломников по святым местам, за суетой политической борьбы и интриг на протяжении многих веков Палестина жила своей жизнью – жизнью своей земли, знавшей и пору урожаев, и пору тяжелого труда, и пору благодатного отдыха; сезоны дождей, изобилия и засухи.

Крестьянин, живущий в дельте Нила, вынужден весь год работать в поте лица, покорно возделывая каждый сантиметр земли, который Нил способен оросить своими водами. В Палестине же благодаря особому ритму, в соответствии с которым здесь сменяют друг друга климатические сезоны, крестьянин имеет возможность перевести дух, пока скованные засухой поля терпеливо лежат в ожидании живительной влаги или пока в какой-нибудь зимний день сквозь разверзнувшиеся

небеса на землю нескончаемым широким потоком льется вода. Вот почему в палестинских деревнях, если сравнить их с грязными египетскими деревнями, налицо изобильные плоды благодатного ничегонеделанья. Женские наряды пестрят вышивками, танцоры умеют искусно импровизировать под ритмичное хлопанье ладош своего соседа, и будто невзначай рождаются многочисленные истории.

Могу смело утверждать, как человек, посвятивший не одну неделю своего отпуска собиранию фольклора по деревням обеих стран, что воображение палестинцев намного более свободно, романтично, чисто и, если хотите, дико. Всякая длинная история, под которую так приятно коротать время в зимние вечера, – это лишь одна частица огромного мира, сотканного из мельчайших плодов человеческого воображения и jeux d'esprit [1] – попыток обыграть те или иные жизненные реалии в географических названиях; объяснить, почему тот или иной холм или гора имеет именно такую форму; а также из бесчисленных рассказов – о святом или пророке, чья могила расположена у края соседней деревни, о загадочной силе водных источников или целебных свойствах растений; легенд, которыми окружены имена тех, кого каждый знает и любит, – Авраама, аль-Хадра, великого царя Соломона, Пресвятой Девы Марии и Ее Сына. Все это самым счастливым образом переплетается то с остроумной шуткой, то с набожным наставлением, то с ритмичной пословицей.

Эти легенды – красочные соцветия сочного человеческого языка, не тронутого суетой и взращенного в домах, где люди не знали книг, а вечера проводили при слабом свете свечи. Слишком ценные, чтобы быть преданными забвению, эти истории и поговорки оседали в человеческой памяти, всплывая время от времени, чтобы услаждать слух какого-нибудь тесного кружка, «вдыхающего ароматы» сентябрьского воздуха в своем винограднике или жмущегося друг к другу в попытке согреться во время холодного январского ливня. Вот так, передаваясь из поколения в поколение в качестве устного наследия, дожили эти ненаписанные истории и словесные зарисовки до наших дней, когда сама сельская жизнь стоит под угрозой новых веяний и новых, прежде невиданных сил, которые либо погубят, либо обеспечат ее спасение.

Сегодня нет смысла разъяснять ценность этого причудливого, но все же необыкновенно притягательного буйства человеческой фантазии, бессознательного выражения человеческой природы. Время уже упущено, быть может, и все же в некоторых уголках западного мира ученые и фольклористы собственными усилиями пытаются сегодня сохранить эти «жалкие полевые цветы», признанные теперь законным наследием палестинского народа, называя их ценными образцами минувшей старины, или неловко выхаживают их в искусственных оранжереях, где яркие садовые цветы невольно приковывают глаз.

Однако если утрату фольклора любой другой земли можно считать поводом для сожаления, то утрата устного наследия Палестины – самая настоящая катастрофа, не только для жителей ее деревень, но и для ученого мира. Фольклор этой земли способен поведать много нового тем, кто умеет читать, не только о прошлом стран, племен, народов и языков, но и о повседневной жизни и взаимоотношениях трех великих религий, зародившихся на семитской земле и живущих друг с другом здесь бок о бок, а также о более примитивном и менее «высокодуховном» религиозном материале – анимистическом и магическом, – официально отвергаемом и отрицаемом этими основными религиями и все же таком живучем благодаря той необъяснимой внутренней силе, которая присуща низшим формам жизни. И опять-таки, не эта ли бесформенная масса и есть та матрица (или, по крайней мере, небрежный ее эскиз), на основе которой создавались многие удивительные образчики еврейской, сирийской и арабской литературы? Тогда это бесценный материал, на котором следует учиться.

Книга каноника Ханауэра родилась на свет не как официальное учебное пособие, однако она плод исканий всей его бескорыстной жизни. Каноник, известный всему Иерусалиму как хранитель всех видов устных хроник городской жизни, сделал Палестину своим домом на многие годы, больше, чем отведено многим людям. Даже в детстве он любил играть среди древностей. Будучи юношей, он уговорил одного иерусалимского плотника вырезать некое подобие биты для игры в крикет (вещь дотоле невиданная в этих местах), а затем научил арабских мальчишек из школы епископа Гобата играть этой штукой на узкой игровой площадке, располагавшейся в юго-западной части поля, где в древности проходили городские бои. Оттуда, если сделать достаточно сильный удар, можно было послать мяч в низину, где долина Хинном примыкает к нижнему бассейну Тихона.

Палестинская земля на протяжении долгих лет была объектом любви каноника Ханауэра, местом его работы и отдыха, а записанные им истории – это плод его раздумий о добре и неутомимой радости, которыми пронизаны эти хитросплетения человеческого ума и юмора, рассказанные канонику без смущения его друзьями, прекрасно понимавшими, что он, так же как и они сами, связан с этой землей крепкими узами любви и общей культуры.

Перед вами книга, открывающая новые перспективы даже для идущего мимо паломника, если он способен понять и полюбить Святую землю. А для тех, кто найдет в себе силы выучить арабский язык, каноник Ханауэр приоткроет дверь в самые потаенные уголки своего личностного пространства. Искреннюю дружбу он предлагает тем, кто способен следовать за ним в качестве друга.

Констанц Е. Падвик

Каир

Цель моего вступительного слова состоит в том, чтобы дать неискушенному в путешествиях читателю нижеследующих историй такую картинку породившей их страны и ее жителей, которая сделала бы для него эти истории если не близкими, то, по крайней мере, понятными. Поэтому начну я с краткого экскурса в историю Святой земли, какой живописует ее современный фольклор.

В ветхозаветные времена крестьяне слагали бесчисленное множество легенд, в той или иной мере носивших отпечаток поучений, которые они слышали из уст греческого священника или исламского хатиба [2] , и расцвеченных вкраплениями наивных представлений о мире, искрометного юмора и реалистических деталей, выхваченных прямо из жизни и способных шокировать современного напыщенного читателя, представляясь ему абсурдными анахронизмами.

Так, Сатана, искушая патриарха Лота, принимает образ русского паломника – фигура, которую сегодня без труда можно встретить на пути, ведущем из Иерусалима в Иорданию, а наш отец Адам изображен сидящим у Древа познания и «дымящим своим наргиле». [3]

Фигуры Навуходоносора и Тита слились в одну (Бухтунуссур), а личность Александра Великого (Искандер Зуль-Карнейн) так разрослась, что стала неким собирательным образом, вобравшим в себя черты многих завоевателей древности. Более того, непреодолимое желание знать, «откуда пошел мир», которое сидит в крови у каждого восточного человека, готового принять на веру любую гипотезу, лишь бы она была остроумной, породило целое множество очаровательных вымыслов, которые можно считать чем угодно, но только не наукой и которые тем не менее прелестнее любых фактов. Подобными jeux d'esprit пестрят страницы этой книги, взять хотя бы рассказ о дочери Ноя (часть первая, глава III) или историю о том, как комар начал пищать (часть третья, глава X).