Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Семенов Александр

Племена, королевства, города-государства, федерации, конфедерации – все эти формы государственности, как и национальное государство, не могут претендовать на то, чтобы называться «естественными» единицами политической принадлежности или политического действия. Они приходят и уходят, иногда развиваются в империи, иногда поглощаются ими, возникают и исчезают в ходе борьбы империй. Ни один тип политии не связан однозначно с демократией как руководящим принципом. Начиная с Римской республики III века до н. э. и заканчивая Францией XX века, мы встречаем империи без императоров, управляемые разными способами, называемые разными именами. Империями управляли диктаторы, монархи, президенты, парламенты и центральные комитеты. Тирания была и остается возможной как в империях, так и в национально гомогенных государствах. С исторической точки зрения империи важны тем, что они устанавливали контекст,

в котором проходили политические преобразования. Возможности и ограничения на пути политических лидеров, их последователей, индифферентных и принуждаемых подданных – все они определялись имперским опытом, восприятием прошлого и надеждами на будущее.

Имперские дилеммы

На первый взгляд империя кажется очень емким понятием. Не могут ли тогда другие политические формы прятаться внутри этого понятия, ведь инкорпорирование и дифференциация наблюдаются во многих контекстах? Возможность создания империи допускалась элитами в разных политиях, но реальность империи – более ограниченный феномен. Строить империю было непросто, поскольку имперские амбиции могли противоречить интересам и властным возможностям других политий; коммерческие и социальные группировки могли затруднять доступ к ресурсам для строителей империи; наконец, потому, что одна или несколько империй, успешно завершивших консолидацию, препятствовали аналогичным процессам в других сообществах. В этом исследовании мы рассматриваем способы превращения имперского завоевания в инструмент долговременного имперского управления. Нас интересует то, как империи достигали баланса между инкорпорацией народов в политию и созданием и поддержанием различий между ними. Хотя империя как форма государства демонстрировала постоянство политических амбиций, империя как способ правления не была единой и неизменной.

Империи могли доходить до крайностей подчинения, но жестокая эксплуатация коренного и покоренного населения оказывалась порой настолько контрпродуктивной, что провоцировала критическое переосмысление теории и практики имперской власти. Бартоломео Лас Касас, осудивший жестокость конкистадоров по отношению к американским индейцам в XVI веке, и аболиционисты в Британской империи XIX века – вот примеры критики христианских империй, не сумевших соответствовать заявленным высоким идеалам.

Как теоретически, так и практически империи могли становиться все более гомогенными. В 212 году право римского гражданства распространилось на всех свободных мужчин империи, а два века спустя христианство стало ее официальной религией. Оба этих факта свидетельствуют о тенденции к моральной и политической гомогенизации сообщества. В XIX веке по такому пути пошли переселенческие демократии США и Австралии, использовавшие для достижения своих целей тактику аккультурации, ассимиляции и уничтожения коренного населения. Но в других империях – Монгольской, Российской, Османской – более эффективной считалась стратегия дифференцированного управления разными народами.

Рассматривая практические способы управления империями, мы должны обратить внимание на неравенство и неравнозначность субъектов как внутри одной политии, так и между политиями и анализировать имперские общества прошлого, не навязывая им наши ценности. Политическая свобода далеко не всегда считалась нормальным или достижимым условием. Мир империй не был однозначно разделен на колонизаторов и колонизуемых: в некоторых обстоятельствах народы видели определенные преимущества во вхождении, пусть в роли субалтерной группы, в большое и мощное политическое объединение. Предприниматели, желавшие расширить возможности для добывания богатства, люди, стремившиеся использовать внешнюю силу для борьбы с местными тиранами, да и сами агенты имперской власти – все использовали возможности, создаваемые империями. Монгольское завоевание привело к возникновению трансконтинентальной торговой зоны, не вполне свободной – но, тем не менее, в ее пределах товары и информация перемещались на огромные расстояния. Греческие, армянские и еврейские торговцы воспользовались возможностями, которые открыла им Османская империя, принеся мир в восточное Средиземноморье. Некоторые прогрессивные группы элит на захваченных Наполеоном территориях надеялись, что он избавит их от деспотизма местных аристократов – до тех пор, пока наполеоновское имперское по стилю правление не убедило их в обратном.

Хотя при иных обстоятельствах «иностранное» правление воспринималось как глубоко оскорбительное, идеи свободы и самоуправления в разных странах распространялись неодинаково и не повсеместно. Население Англии XVIII века могло считать себя «свободнорожденными англичанами», но оставалось неясным,

насколько те же права можно распространить на английских поселенцев в Америке, не говоря уже о рабах на плантациях Барбадоса. Люди могли заявлять о своих правах в качестве подданных или противопоставляя себя империи; они могли манипулировать связями с имперскими властями либо использовать контроль над протяженными торговыми путями в своих интересах. Мы увидим, как все эти разнообразные стратегии могли меняться или сочетаться в разных вариантах.

Вопрос о политическом воображении для нашего исследования является центральным: какие виды политических отношений и институтов считались возможными или реальными в определенных ситуациях? Например, когда революция 1789 года внедрила понятия «гражданина» и «нации» в политический язык Франции, дискуссии в Париже и революция на Карибских островах вращались вокруг вопроса о том, насколько эти понятия применимы к островным колониям, где царили рабство и эксплуатация. В настоящем исследовании мы стремимся выявить различные проекты, которые воображали люди прошлого, отдавая себе отчет в том, что стимулировали политическое воображение и ограничивали его многообразие. Сказанное заставляет нас быть осторожными и не принимать современные политические структуры как данность, закрывая глаза на исторические альтернативы. Реалистическое понимание траекторий развития политического воображения в прошлом откроет нам глаза на возможности, ограничения и опасности, которые ожидают нас в будущем.

Темы

Прослеживая траектории развития империй, мы выделяем некоторые темы, суть которых кратко изложена ниже.

Социальные различия в империях. Новейшие исследования колониальных империй XIX и XX веков подчеркивают, что «строители империй» (исследователи, миссионеры, ученые, военные и политические деятели) стремились провести различие «свой – чужой» и избежать смешения, которое могло бы смягчить эту дифференциацию. С этой точки зрения создание и поддержание отличий, в том числе посредством расоизации дискурса инаковости, нельзя назвать естественным процессом, так как он требовал сознательных усилий. Колониальные державы, особенно в XIX и XX веках, прилагали огромные усилия, чтобы создать сегрегированные пространства, обеспечить агентам метрополии новый дом вдали от родины, регулировать сексуальные контакты между различными группами населения и не дать колонизаторам «отуземиться».

Вне привязки к историческим вехам XIX и XX веков и европейскому колониальному контексту социальные различия обретают иные значения – применительно как к подданным, так и к государствам. Эти различия не везде выражались в бинарном противопоставлении «свой – чужой», колонизаторы – колонизуемые, белые – черные. Империя могла являть собой собрание народов, исповедующих свои религии и вершащих свое собственное правосудие под контролем имперского суверена. Для многих империй целью было не единообразие подданных, а их лояльность. Официальное признание различий между группами населения укрепляло правопорядок, обеспечивало сбор налогов или дани и привлечение подданных на военную службу. Империя могла успешно использовать трудовые навыки и торговые контакты различных входивших в нее «сообществ». Различия, таким образом, могли восприниматься как данность, как шанс, а не как навязчивая идея.

Мы исследуем способы, с помощью которых империи осуществляли «политику различия». Подобная перспектива позволяет увидеть основное, но не всегда строго выраженное отличие между империями, склоняющимися к унификации и гомогенности («римский путь»), и империями, открыто предпочитающими разнородность как фундамент имперского правления («евразийский путь»). Эти две модели никогда не были окончательно реализованы в чистом виде, но их применение в исследовательской практике позволяет осмыслить последствия различных стратегий имперского управления.

На протяжении веков своей долгой истории Римская империя тяготела к унификации. Римская культура была не эманацией Рима как такового, но продуктом строительства империи. Римляне использовали достижения завоеванной ими Греции и культурные практики покоренного Средиземноморья, что позволило сформировать уникальный римский стиль в градостроительстве, искусстве и литературе. Институты Римской империи – гражданство, военная служба, юридические права, политическое участие – оказались не только долговечными, но и привлекательными для многих элит огромной империи. Для римского варианта управления империей основной являлась идея единой и высшей имперской цивилизации, в принципе открытой для тех, кто принимал ее ценности и образ жизни и следовал им. Такая инкорпорация по принципу уподобления оставляла за пределами цивилизации варваров, рабов и прочих.