Мифы о 1945 годе
Шрифт:
Родин вспоминает, что в те дни его товарищ Бережко заметил как-то:
— Знаешь, старший сержант, я раньше думал, что на войне люди звереют, а теперь мне кажется, мягчеют они на войне, очищаются…
Что тут сказать? Люди,да — очищаются. Звереютвыродки. Но ведь на то они и выродкирода человеческого, ничтожное меньшинство, недостойное называться людьми.
Книгу Родина можно цитировать и цитировать. Это не обобщающая оценка, а моментальный снимок, но снимок — «с натуры».
Вскоре после войны часть Родина какое-то время стояла в Будапеште, и ребята — хотя и были, как напоминал сам Родин, «молодыми, физически здоровыми и была естественная тяга к женщинам», больше из любопытства, чем по нужде — зашли однажды в публичный дом.
Купив билетик, Родин, как и его товарищи, уединился-таки с молодой женщиной, которая, как он пишет, «без всякого, как говорится, «разгона» стала изображать (выделение здесь и ниже А. Родина. — С./С.) невыразимую, пылкую любовь…»
«Не тогда, не в тот момент, — признаётся Родин, — а позже, после ухода возникло отвратительное, постыдное ощущение лжи и фальши, из головы не шла картина явного, откровенного притворства женщины…
Интересно, что подобный неприятный осадок от посещения публичного дома остался не только у меня, юнца, воспитанного к тому же на, так сказать, «принципах» типа «не давать поцелуя без любви», но и у большинства наших солдат, с кем приходилось беседовать…»
Могло ли это большинство, имея подобные внутренние моральные установки, насиловать направо и налево кого-либо вообще — хоть немок, хоть эфиопок?
Александр Родин, продолжая тему, привёл также другой пример, которым я свою тему закончу. В том же Будапеште он познакомился с красивенькой мадьяркой, знающей русский, и на её вопрос, понравилось ли ему в Будапеште, ответил, что понравилось, только вот смущают публичные дома.
— Но почему? — спросила девушка.
— Потому что это противоестественно, дико, женщина берёт деньги и следом за этим тут же начинает «любить»…
Мадьярка какое-то время подумала, потом согласно кивнула и сказала:
— Ты прав. Брать деньги вперёднекрасиво…
Уж не знаю, согласится ли читатель с тем, что этот полу-забавный, полугрустный невыдуманный диалог русского «варвара» и «цивилизованной» европейки очень подходит для того, чтобы завершить им тему о том, как русские «изнасиловали два миллиона немок».
Впрочем, возможно, кто-то недоумённо пожмёт плечами — мол, что всё-таки автор имел здесь в виду?
Что ж, могу пояснить ещё раз…
В приведённом выше незатейливом и простодушном житейском диалоге ярко отразились две морали: уродливая, исковерканная капитализмом «мораль» в кавычках европейца (в данном случае — европейки), развращённого настолько, что он, по меткому выражению, разврат уже не считает развратом, и мораль нормального, душевно и духовно здорового молодого советского парня — не очень интеллектуально развитого, но человечески вполне сформированного духовно здоровым, новым советским обществом.
Иными словами, если говорить о той солдатской массе, которая в составе советских войск пришла в Европу и в Германию, то в массе своей(прошу прощения за каламбур) она была воспитана в духе весьма высокой общественной морали.
И уже в силу своего общественного и национального воспитания типичныйвоин Красной Армии органически не был способен на насилие над беззащитными.
Тем более — над женщинами.
О «бездарном» Василии Сталине в боях под Берлином и не только там
В феврале 1945 года 286-я истребительная авиационная дивизия 16-й воздушной армии, действовавшей на Берлинском направлении, получила нового командира. Молодого, энергичного, но — не совсем обычного.
Во-первых, он был очень уж молод — молод даже для той войны, на которой Иван Черняховский за три года прошёл путь от полковника до генерала армии и командующего фронтом и которую, весьма вероятно, закончил бы маршалом, если бы не немецкий осколок, оборвавший его жизнь зимой 1945 года.
Новый командир 286-й ИАД эту войну полковником заканчивал. Впрочем, и начинал он её тоже полковником. Бывает на войне и так. Особенно, когда твоя фамилия — на особом счету и на особом контроле.
Фамилия молодого комдива была Сталин.
Имя и отчество — Василий Иосифович.
Год рождения — 1921.
Место рождения — город Москва.
Последнее воинское звание — генерал-лейтенант авиации, 1947 год.
Сын Сталина сегодня оболган в России так же, как и его отец. В лучшем случае сына подают как недалёкого рубаху-парня и щедрого выпивоху, с которым отец ничего поделать не мог, но карьеру всё же какую-никакую обеспечил. Но, мол, если бы не отец, эта «бездарь» и эскадрильи под командование никогда не получила бы.
И это — тоже один из недобросовестных мифов. А поскольку существенная часть его относится к 1945 году, я решил коснуться в своей книге также личности и судьбы необычного «берлинского» комдива. И чтобы лучше понять — что и к чему, начать придётся издалека.
Собственно — с начала.
С осени 1923 года до весны 1927 года Василий Сталин жил в детском доме. Там же жили приёмный сын Сталина Артём Сергеев, Тимур и Татьяна Фрунзе, сын наркома юстиции Курского — Евгений, дети наркома продовольствия Цюрупы. Всего — 25 детей руководителей партии.
Плюс — 25 беспризорников с улицы.
У Артёма Сергеева об этом доме остались самые лучшие воспоминания. Как и у всех других его воспитанников. Интересный пример…
Прививки детям делал доктор Натансон. И дети решили, что когда вырастут, Натансона убьют. Так «достали» их эти прививки, делать которые никто не хотел.
Но врача сменили. И новый врач заявил, что прививки будут делать не всем, а только тем, кто хочет пойти в армию.
И вот тут не только мальчики, но и девочки побежали на уколы наперегонки. С криком: «И мне укол!»