Мифы революции 1917 года
Шрифт:
2. Восемь десятых населения России не умеют ни читать, ни писать, что делает публику собраний и митингов тем более чувствительной к престижу слова, тем более покорной влиянию вожаков.
3. Болезнь воли распространилась в России эпидемически; вся русская литература доказывает это. Русские неспособны к упорному усилию. Война 1812 года была сравнительно непродолжительна. Нынешняя война своей продолжительностью и жестокостью превосходит выносливость национального темперамента.
4. Анархия с неразлучной с ней фантазией, ленью, нерешительностью — наслаждение для русского. С другой стороны, она доставляет ему предлог
5. Наконец, огромное протяжение страны делает из каждой губернии центр сепаратизма и из каждого города очаг анархии; слабый авторитет, какой еще остается у Временного правительства, совершенно этим парализуется».
В этих мыслях есть немалая доля истины. Русские, возможно, более эмоциональны, чем рассудительны, в отличие от обывателей Запада; более мечтательны, идеалистичны, склонны к анархии. Однако дальнейший исторический процесс показал: граждане СССР оказались способны к упорному самоотверженному труду и к достижению победы в тяжелейшей затяжной войне.
Справедливо Палеолог опасался анархии, грозившей распадом страны. «Что Россия обречена на федерализм, — писал он, — это вероятно. Она предназначена к этому беспредельностью своей территории, разнообразием населяющих ее рас, возрастающей сложностью ее интересов».
Почему же держава не распалась? Почему безудержная стихийная анархия, отчасти узаконенная свыше, не привела к катастрофическим последствиям? Каким образом удавалось сохранить порядок в огромных массах демонстрантов, которые периодически шествовали по улицам, останавливаясь для стихийных митингов? Сам Палеолог описал одно такое впечатляющее шествие — похороны жертв революции:
«Сегодня с утра огромные, нескончаемые шествия с военными оркестрами во главе, пестря черными знаменами, извивались по городу, собрав по больницам двести десять гробов, предназначенных для революционного апофеоза. По самому умеренному расчету, число манифестантов превышает девятьсот тысяч. А между тем ни в одном пункте по дороге не было беспорядка или опоздания. Все процессии соблюдали при своем образовании, в пути, при остановках, в своих песнях идеальный порядок. Несмотря на холодный ветер, я хотел видеть, как они будут проходить по Марсову полю. Под небом, закрытым снегом и разрываемым порывами ветра, эти бесчисленные толпы, которые медленно двигаются, эскортируя красные гробы, представляют зрелище необыкновенно величественное».
Так проходил не парад специально обученных войсковых частей, которые автоматически подчиняются своим командирам. Это было шествие толп народа, включая множество солдат, получивших самоуправление. Полное торжество анархии и порядка!
Об этом не подумал Морис Палеолог. Поэтому он не мог себе представить, что революция в России может завершиться созданием великой державы. По его словам: «Русская революция по существу анархична и разрушительна. Предоставленная самой себе, она может привести лишь к ужасной демагогии черни и солдатчины, к разрыву всех национальных связей, к полному развалу России. При необузданности, свойственной русскому характеру, она скоро дойдет до крайности: она неизбежно погибнет среди опустошения и варварства, ужаса и хаоса…»
Через месяц, наблюдая происходящее в России, он пишет: «Анархия поднимается и разливается с неукротимой силой прилива в равноденствие… Полиции, бывшей главной, если не единственной, скрепой этой огромной страны, нигде больше нет…»
Что же творится в Петербурге в то время, когда полностью отсутствует эта самая «скрепа»? Вот свидетельство самого французского посла, наблюдавшего первомайскую манифестацию:
«С утра по всем мостам, по всем улицам стекаются к центру шествия рабочих, солдат, мужиков, женщин, детей; впереди высоко развеваются красные знамена, с большим трудом борющиеся с ветром.
Порядок идеальный. Длинные извилистые вереницы двигаются вперед, останавливаются, отступают назад, маневрируют так же послушно, как толпа статистов на сцене… Огромная площадь похожа на человеческий океан, и движения толпы напоминают движение зыби…»
Приходит на память трагедия на Ходынском поле в Москве во время коронации Николая II. Катастрофа произошла, несмотря на то что порядок обеспечивала полиция. Теперь же полиции не было, а порядок был. Как тут не вспомнить тезис: «Анархия — мать порядка!» А кто же отец? Ответ: самоконтроль, самодисциплина при единодушии.
В петербургской разношерстной толпе людей сплотило ощущение свободы. Нередко можно услышать: если так, то все дозволено! Да, конечно. Но это не означает, будто свободные люди должны непременно превратиться в тупое злобное стадо.
Морис Палеолог наблюдал вблизи поведение этой толпы: «Ораторы следуют без конца один за другим, все люди из народа: в рабочем пиджаке, в солдатской шинели, в крестьянском тулупе, в поповской рясе, в еврейском сюртуке. Они говорят без конца, с крупными жестами. Вокруг них напряженное внимание; ни одного перерыва, все слушают, неподвижно уставив глаза, напрягая слух, эти наивные, серьезные, смутные, пылкие, полные иллюзии и грез слова, которые веками прозябали в темной душе русского народа. Большинство речей касаются социальных реформ и раздела земли…»
Все тут реалистично. Только следовало бы сказать о светлой русской душе, ибо картина гигантской толпы при идеальном порядке, искренности и единодушии — доказательство именно духовной просветленности русских людей. Не этим ли объясняется основная причина того, что Февральская революция в России произошла без яростных междоусобиц? Октябрьский переворот, как известно, не был кровопролитным (кроме Москвы и еще ряда мест).
Анархия — это свобода. Когда народ достоин ее, не утратив чувства собственного достоинства и ответственности перед Родиной, он сохраняет порядок.
Смута началась в России до 1917 года Избавление от нее прошло в два революционных этапа. Они были предопределены нестабильным состоянием общества и ознаменовали переход его в новое состояние с мучительной перестройкой социальной структуры.
Считать эти два переворота катастрофами, вызванными горсткой смутьянов, по меньшей мере наивно. Такое мнение опровергается уже тем, что столь грандиозные явления прошли на удивление просто, естественно, с минимальным количеством жертв (на Ходынке погибло больше людей, чем в Питере во время Февральской революции!). Значит, страна была готова к государственным переворотам; значит, анархия не обернулась всеобщим хаосом; значит, русский народ был достоин свободы.