Мифы, сновидения, мистерии
Шрифт:
Как отмечает Поль Мус в отношении индийской космологии — точка, с которой начинается Сотворение, является вершиной. «Сотворение происходило постепенно, сверху вниз последовательными стадиями». Полюс — это не только ось космического движения, но также и «наидревнейшее» место, потому что именно от него начал свое существование Мир. Именно поэтому Будда кричит: «Это я у вершины мира… Это я наидревнейший». Достигнув вершины Космоса, Буддастановится современником начала мира.Он отбросил Время и Сотворение и оказался во вневременном миге, предшествующем космогонии. Происходит «возврат в прошлое», чтобы воспроизвести изначальное состояние, «чистое» и неиспорченное, потому что его еще не коснулось Время. «Возвращение назад», до того момента, пока не достигнешь «наидревнейшего» места в Мире, равнозначно отречению от течения времени и отрицанию работы, проделанной Временем. Объявляя себя «Наидревнейшим в мире», Будда провозглашает свой выход за рамки Времени точно также, как он провозглашает выход за рамки пространства достижением «вершины Мира». Оба эти образа выражают полный выход за пределы этого Мира и повторное
Следует отметить, что индийская космология не является единственной, где Сотворение начинается с вершины. Согласно преданиям семитов, мир создавался, начиная с пупка (образ Центра), такие же идеи встречаются и в других местах[127].
«Центр Земли» обязательно является «наидревнейшей» частью Вселенной. Номы не должны забывать, что сточки зрения рассматриваемого нами символизма эта «древность» является выражением изначального времени, «первого» времени. «Древний возраст»jyeshtaБудды — эта метафора, означающая, что он видел, как Мир пришел к существованию и первое появление Времени.
С другой стороны, мы знаем, что ритуальное вознесение на Небо всегда происходит у «центра». Шаманское дерево предположительно стоит у «Центра Мира», так как оно приравнивается к Космическому дереву; и в Индии жертвенный столб(уира)соответствуетaxis mundi.Но аналогичный символизм наблюдается и в устройстве храмов и человеческих жилищ. Из того факта, что все святилища, дворцы и царственные города, и, в продолжение этого, все дома символически располагаются в «Центре Мира» следует, что не имеет значения, в котором из этих строений возможен разрыв плоскостей, то есть можно выйти зарамки Пространства (поднявшись на Небо) и одновременно за рамки Времени (вернувшись в изначальный момент, до начала существования Мира). Это не должно удивлять нас,так как мы знаем, что каждое жилище являетсяimago mundi[128]и каждое строительство нового дома является повторением космогонии. Все вместе эти взаимно подтверждающиеся и дополняющие друг друга символы, каждый со своей собственной специфической перспективной, представляют одно и то же значение: для человека действительно существует возможность переступить рамки этого мира: в пространственном отношении — поднявшись «вверх», и во временном — «поворотом вспять» или «возвращением обратно». Переступая границы нашего мира, человек снова оказывается в изначальном состоянии, в ничем не ограничиваемом состоянии начала Мира, в совершенстве «первого мига». Когда еще ничего не было осквернено и когда не было ничего изношенного и увядшего, потому что мир только что родился.
Многими путями и с различных точек зрения религиозный человек всегда пытался восстановить или обновить себя периодическим вхождением в «совершенство начала», тоесть снова познавая первичный источник Жизни таким, каким он был, когда Жизнь, как и все творение, все еще быласвященной,потому что она была только что из рук Создателя.
Durohanaи «сон наяву»
Мы уже знаем, что полет, подъем и вознесение восхождением по ступеням являются темами, довольно часто встречающимися в сновидениях. Действительно, иногда одна из этих тем становится доминирующим фактором в сновидениях или деятельности воображения. Давайте снова обратимся к примеру, о котором мы уже упоминали ранее.[129]
Жюльен Грин заметил в своемДневнике 4 апреля 1933 года: «Во всех моих книгах идея страха или любой другой сильной эмоции кажется связанной каким-то необъяснимым образом с лестницей. Я понял это вчера, когда делал обзор всех написанных мною романов… Интересно, как я мог так часто повторять этот мотив, не заметив этого. Ребенком мне часто снилось, как я убегаю вниз по лестнице. У моей матери в юные годы были те же самые страхи, может быть что-то от них осталось и во мне…»
После всего, что мы говорили о «семи шагах Будды», мы можем понять, почему в романах Жюльен Грин лестница связывается «с мыслью о страхе или любой другой сильной эмоцией». Лестница является, прежде всего, символом перехода из одного состояния бытия в другое. Онтологическое изменение может произойти только при обряде перехода;и действительно, рождение, инициация, половая зрелость, вступление в брак и смерть составляют в традиционных обществах множественность обрядов перехода. Модальность может быть изменена лишь вследствие разлома — а это вызывает противоречивые чувства страха и радости, привлекательности и отвращения. Вот почему восхождение по ступеням символизирует не только, как мы видели, доступ к священному — «разлом плоскости» — но также и смерть. Существует множество традиций, в которых душа умершего человека поднимается по горным тропам или взбирается на дерево. Глагол «умереть» в ассирийском языке может также означать «ухватиться за гору», а в египетском «ухватиться» является эвфемизмом для «умереть».[130]
В произведениях Жюльена Грина, как он сам с удивлением заметил, все наиболее драматические события — смерть, преступление, признания в любви или появление призрака — происходят на лестнице. Воображение автора самопроизвольно создавало один и тот же типичный образ лестницы каждый раз, когда один из его персонажей оказывался перед лицом какого-либо решительного переживания, в результате которого он должен был стать «другим».
Фрейд интерпретировал восхождение по лестнице как скрытое выражение сексуального желания — несколько однобокое и сильно упрощенное мнение, которое впоследствии было скорректировано и развито психологами.[131]
Но даже это чисто сексуальное значение, открытое Фрейдом не противоречит более обширному символизму лестницы, так как и сам половой акт составляет «обряд перехода». Заключить, что пациент во сне взбирающийся по лестнице, таким образом удовлетворяет свое сексуальное желание,
Предстоит еще увидеть, отдает ли должное этот редуктивный метод психоанализа Фрейда функции данного символа. Проблема слишком сложна для нас, чтобы на этих нескольких страницах, посвященных символам полета и вознесения, взяться за ее разрешение. Однако давайте вспомним, как успешно Р. Десуаль применял методику «сна наяву» и получал в лечении положительный результат даже там, где психоаналитические методы не давали никаких заметных улучшений. Тип же «сна наяву», который Десуаль чаще всего требует от своих пациентов, является именно восхождением по лестнице или взбиранием на гору. Другими словами, он добивается положительного результата в лечении психики, оживляя в активном воображении определенные символы, которые заключают в своей собственной структуре идеи «перехода» и «отологической перемены». В этомразрезе, в котором они были известны историку религий, эти символы выражаютпозиции,занимаемые человеком, и одновременнореалии,перед лицом которых он стоит; эти реалии всегда священные, так как на архаическом уровне культурысвященное-это выделяющеесяреальное.Таким образом, можно сказать, что простое повторение при поддержке активного воображения определенных символов, которые являются религиозными (или которые, если быть точнее, обширно представлены в многочисленных религиях), вызовет психологическое улучшение и, вы конце концов, ведет к выздоровлению. Другими словами психогогика[132]восхождения во «сне наяву» является применением духовной техники в сфере бессознательной психической деятельности.
Это становится еще более очевидным когда мы узнает, чтоР. Десуальпобуждал своих пациентов представлять себя не только взбирающимися вверх по лестнице и горе, но также и «летающими».[133]
Гастон Башляр верно определил технику сна наяву как форму «воображения движения»[134]:
«Подъем души пропорционален ее ясности. В свете и подъеме формируется динамическое единство». Мы уже прояснили значение полета и восхождения в фольклоре, истории религий и мистицизме и мы смогли показать, что рассматриваемые образы всегда были образами трансцендентности и свободы. Если мы хотим избежать излишне упрощенной причинной связи, заложенной в редуктивном методе, мы должны прийти к следующему заключению: на отличных, но взаимнопересекающихся плоскостях онейрического воображения, воображения активного, мифологических творений и фольклора, ритуала и метафизического размышления и, наконец, на плоскости экстатического переживания символизм вознесения всегда относится к прорыву из состояния, которое стало заблокированным или «застывшим», к разлому плоскости, который делает возможным переход от одной формы бытия к другой — говоря кратко, к свободе «движения», свободе изменять положение и отбрасывать обусловленную систему. Можно заметить, что в ряде различных контекстов — онейрическом, экстатическом, ритуальном, мифологическом и тому подобное — мы находим комплиментарные, но структурно неразрывные значения, имеющие общийхарактер.Более того, мы не сможет разобрать всего того, что этотхарактерпредставляет до тех пор, пока мы, как и в криптографии, не «расшифровав» одно за другим его отдельные значения, каждое в собственном ракурсе, не составим из них единое целое. Каждый символизм является «системой» и может быть понятым лишь настолько, насколько мы рассматриваем его в совокупности отдельных его применений.
Согласившись со всем этим, нельзя не утверждать, что символизм восхождения раскрывает свои глубочайшие значения, когда рассматривается относительно наиболее «чистой» деятельности духа. Можно сказать, что он передает свой «истинный смысл» в плоскости мистицизма и метафизики. Можно также сказать, что именно благодаря ценностям, стоящим за вознесением в духовной жизни (поднятие души к Богу, мистический экстаз и тому подобное), становятся полностью понятными и раскрывают перед нами свой скрытый смысл его другие значения, различимые на уровнях ритуала, мифа, сферы сновидений или психогогики. Фактически, восхождение по лестнице или на гору во сне или в воображении означает, на глубочайшем психическом уровне, переживание «духовного возрождения» (разрешение кризиса, психическая реинтеграция). Как мы видели, метафизики Махаяны интерпретируют восхождение Будды как событие у Центра Мира, а следовательно, означающее выход за рамки как Пространства, так и Времени. Большое количество преданий относит сотворение Мира к центральной точке (пупку), от которой оно предположительно распространилось в четырех основных направлениях. Следовательно, добраться к Центру Мира означает прийти к «отправной точке» Космоса, к «Началу Времени»; говоря кратко, отбросить Время. Теперь мы можем лучше понять восстанавливающее действие, производимое в глубокой психике образами восхождения и полета,потому что мы знаем,что в ритуальной, экстатической и метафизической плоскостях восхождение может позволить, крове всего прочего, отбросить Пространство и Время и «отправить» человека в мифический миг «Сотворения мира», вследствие чего он, в некотором роде, «возрождается», став как бы современником рождения Мира.