Михаэль Шумахер. Его история
Шрифт:
Допустим, талант позволил ему, несмотря на крайне скудные ресурсы, в один прекрасный день оказаться на третьей позиции в финале чемпионата Европы. Это само по себе уже было великолепным достижением, но затем, ближе к финишу, два лидера столкнулись друг с другом и вылетели с трассы. Я не попал в финал и наблюдал за всем этим с трибуны. Помнится, я тогда подумал: до чего же везуч этот немец! Те два итальянца были на километр впереди, а он финишировал первым!
Вот так все у Шумахера и началось. Он выиграл чемпионат Европы и совершенно неожиданно привлек к себе внимание предпринимателя из Германии, который владел, насколько я помню, сетью игровых автоматов, установленных в пабах. Этот парень и помог Михаэлю, когда он перешел в Формулу Ford. Шумахер получил возможность продемонстрировать свой талант и использовал ее в полной мере, а потому попал на тесты Формулы 3 в команде WTS, и Вилли Вебер сказал: «Ух ты, у этого парня настоящий талант! Я ему помогу». А потом он продал Шумахера компании Mercedes. Вот как закладывалась его карьера».
Если верить Госенсу, все сложилось
Мы практически никогда не касаемся темы социального происхождения гонщиков. Оно не имеет значения, вот об этом и не говорят. В автогонках людей сравнивают по тому, каковы они в деле. Насколько он хорош — такой вопрос приходится слышать чаще всего. И никогда — к какому социальному срезу он принадлежит, в какой стране родился. В 2006 году в Формулу 1 пришел гонщик из Польши, а покинул ее колумбиец. И кого волновали их национальности?
Конкуренция здесь столь высока, что все команды охотятся за талантами, а вокруг немало людей, кто знает это и проводит селекцию. Их собственное коммерческое будущее зависит от того, удастся ли им найти способного юниора, посадить его на контракт, подготовить из него гонщика и использовать так, как используется любой талант.
Эта тема пронизывает всю карьеру Михаэля Шумахера. Его талант прошел огранку в различных видах картинговых и формульных чемпионатов, и те, кто занимается гонками всерьез, сразу почувствовали это — одного-двух намеков было достаточно. Старт с Jordan в Спа 1991 года породил контракт с Benetton, а контракт с Benetton породил контракт с Ferrari.
Попутно появился небольшой домишко поблизости от Лозанны, а до этого апартаменты в Монако. Домишко, расположенный в конце короткого переулка, окружен сонной деревушкой. Местные жители, собираясь в пабах, рассуждают о том, что им все равно, кто живет по соседству с ними. У нас тут одно время жил Питер Устинов, и никому до этого дела не было, говорят они. На другой улице живет голливудская актриса, ну и что? Раз уж сюда приехал Шумахер, никто не будет донимать и его.
В таком окружении Михаэль может жить нормальной жизнью семейного человека вдали от страстей, сопровождающих Формулу 1. С его деньгами он конечно же может позволить себе жить где угодно и при этом вести себя как царек. Но он предпочитает воспитывать своих детей честными и порядочными людьми и, по слухам, все еще поигрывает в футбол за местный клуб третьего дивизиона. Готов побиться, что с мячом он расстается крайне неохотно.
Другой контекст — социальный. Это трудная тема, потому что история Германии требует деликатного подхода. Профессор Ральф Ессен с исторического факультета Кёльнского университета поясняет: «Не думаю, что национальные стереотипы играют такую уж важную роль. Представления о том, что такое Германия или, к примеру, что такое Италия, заметно изменились за последние десятилетия. Почему? Потому что мы живем в Европе, границы между нашими государствами открыты, мы много перемещаемся, много контактируем друг с другом, обмениваемся опытом, идеями, представлениями. Это — часть «европеизации» Европы, процесса, позволяющего установить более тесные связи на повседневном уровне, помочь объединению наций с помощью самых разнообразных форм: Интернета, телефона, путешествий».
Такие звезды, как Борис Беккер или Штеффи Граф, вряд ли кто-то воспринимает их как немцев. Скорее, как великих теннисистов.
«Не стоит переоценивать это явление. Немцы видят в них немцев и следят за их успехами прежде всего потому, что они немцы. Но это совсем не то, что было раньше. Мы также воспринимаем их, как профессиональных спортсменов».
Не будем забывать и о том, что Михаэль родился в 1969 году и о вещах, которые вы имеете в виду, не знает. К примеру, Спа он считает домашней трассой, потому что она расположена ближе к Керпену, чем любая немецкая.
«Он вырос по соседству с границами Бельгии, Голландии и Люксембурга. Он из мест, вплотную приближенных к остальной части Европы, где национальные немецкие традиции не так сильны. К примеру, в Баварии к этим традициям относятся совершенно иначе».
Любому из тех, кто не видел Германию в сорок пятом году, трудно понять всю глубину позора, постигшего эту страну. Как же удалось пройти путь к таким временам, когда немцы, вроде Шумахера, гордятся тем, что они немцы?
«Нелегко ответить на этот вопрос. В сорок пятом году мы переживали позор и разруху, а также ощущение того, сколько неправильного произошло в истории Германии в двадцатом веке. В пятидесятые и шестидесятые годы об этом предпочитали не вспоминать, работали на экономический успех. Пятидесятые с тех пор так и зовутся — «десятилетие молчания».
Шестидесятые стали десятилетием перемен в политической культуре, но не в форме возрождения идей нацизма. Это был период вестернизации страны, ориентации больше на Запад, на Америку, чем на Францию или Британию. Западная культура — феномен этого периода, помогший избавить национальное самоопределение от излишней германскости, гордости за Германию, доходившей до уродливых, шовинистических форм в первой половине двадцатого века. Эти перемены произошли под влиянием пережитого позора, последовавшего за ним молчания и, наконец, усиления контактов между Западной Европой и Северной Америкой.
В шестьдесят девятом году, когда родился Шумахер, случилась анекдотическая история, иллюстрирующая перемены в национальном сознании. В том году проходили выборы, и новому президенту республики задали вопрос: «Любите ли вы Германию?» Он ответил: «Я люблю свою жену, но не люблю эту страну». Даже столь высокопоставленный политик счел необходимым дистанцироваться от национальной идеи.
Очень интересно и то, что, насколько я могу судить, отношение к национальному флагу тоже изменилось, он играет в политической символике уже не такую важную роль. Если вернуться к предвыборной кампании шестидесятых годов, вы не часто встретите этот символ. Только в начале семидесятых он появился вновь как символ политической идентификации.
Все началось в семидесятые годы в осторожных формах и касалось идеала в виде модели либеральной Германии, добившейся экономического успеха, — таков был подтекст новых национальных приоритетов.
В шестидесятые и семидесятые, когда подрастал Шумахер, у нас проходили жаркие дебаты о том, что значит быть немцем, что такое нация. Американцы и британцы этого избежали, потому что у них не было проблем национальной идентификации. Мы пришли к идее патриотизма, как политической ценности, что означает республиканскую конституцию, уважение гражданских прав и так далее. Смысл этих изменений в том, что фраза «немецкая нация» уже не означала именно нацию — доминирующую, воинствующую силу, не признающую демократических ценностей. Это была попытка заново договориться о том, что такое нация.
Михаэль рос в условиях, когда более традиционное понятие нации не имело для него особого значения. Когда он ходил в школу там, в провинции Северный Рейн-Вестфалия, его учителя в известной степени были сформированы под влиянием идей студенческих движений конца шестидесятых. Левых или леволиберальных идей. Тогда было модно скептически относиться к национальным символам. Я, естественно, не утверждаю, что национализма в те времена не было вообще».
Интересно, испытывают ли немцы в глубине души стремление — на межнациональном уровне — быть правильно понятыми, учитывая репутацию, которой немцы отличаются?
«Не думаю, что каждый немец задумывается о чем-то таком, но многие из них — определенно. Нынешнее поколение немцев выросло в условиях, когда система образования не слишком много внимания уделяла национальному самосознанию. Главный упор делается на такие ценности, как терпимость, демократия, права человека и тому подобное. В такой политической культуре рос и Шумахер».
Мы много раз видели и слышали, как Шумахер говорит перед микрофонами и диктофонами — конкретно, но мягко. Теперь вы понимаете, почему он всегда так старательно подбирал слова, откуда черпал мысли и, возможно, почему вел себя именно таким образом. Однако было за этим что-то еще. В ответах Михаэля, казалось, раскрывалось само восприятие вопросов. Как-то Михаэля попросили прокомментировать его поведение, ссылаясь на то, что рейнландцы, как правило, открытые люди, а он кажется замкнутым. «Здоровый скептицизм — главная черта моего характера, — отвечал Шумахер. — Должен признать, что некоторые события в моей жизни усилили это качество. Жизнь в Формуле 1 в этом смысле тоже не прошла бесследно».
Еще один контекст, — и он неразрывно связан с первыми двумя, — место, которое занимает Шумахер в истории гонок Гран-при и, если брать шире, в истории спорта.
О последнем со всей определенностью говорить трудно, потому что нужно учитывать слишком много различных факторов, но мало кто из спортсменов в любом виде спорта мог доминировать на протяжении целой декады, а уже тем более на протяжении такого срока, как это удалось Шумахеру.
Кого в этом смысле можно было бы упомянуть? Гребец Стив Редгрейв — пять олимпийских золотых медалей (1984–2000), Карл Льюис, которого считают лучшим в мире атлетом всех времен, чемпион четырех Олимпиад (1984–1996), Джесси Оуэнс, завоевавший четыре золотые медали на берлинской Олимпиаде 1936 года в течение одной недели. Жокей Билл Шумейкер выиграл 8833 заезда в период с 1949 по 1990 год; Гордон Ричарде выиграл 4000 заездов в период с 1921 по 1954 год; Лестер Пиготт — 5300 гонок с 1948 по 1995 год. Велогонка «Тур де Франс», по всеобщему мнению, тяжелейшее испытание в мире, прославила американца Лэнса Армстронга, одержавшего семь побед подряд — невероятное достижение!
Можно вспомнить Рода Лейвера, Бьерна Борга и Джона Макинроя, а также Роджера Федерера на теннисных кортах. Тайгер Вудс обошел Джека Никлауса по числу побед в турнирах «Мастерс» (18). Можно вспомнить знаменитых боксеров Джо Луиса и Мохаммеда Али…
А есть еще легендарные футболисты — Пеле, Эйсебио, Яшин, Бест. Пловцы Джим Торп и Марк Спитц. Уэйн Гретцки и Владислав Третьяк в хоккее. Джакомо Агостини, Майк Хейлвуд и Валентино Росси в мотогонках и так далее. Поклонники любого вида спорта с легкостью могут продолжить этот ряд…
Но кто бы ни составлял такие списки, на протяжении ближайших пятидесяти лет они должны включать туда и имя Михаэля Шумахера.
Его имя останется в истории гонок Гран-при. Когда Шумахер объявил об окончании своей карьеры, многие заметные в мире Ф1 люди пустились в дискуссию о том, можно ли считать его лучшим гонщиком всех времен. В эту игру тоже может поиграть каждый, и в ней тоже масса вариантов. Единственное, что невозможно оспорить, это статистика успехов. Семь чемпионских титулов снимают все вопросы еще до того, как вы перейдете к числу побед или заработанных очков.