Михаил Булгаков. Три женщины Мастера

Стронгин Варлен Львович

– Чего-чего, а льда у нас хватает! – вздохнула Люба и повернулась на другой бок.

А Татьяна Николаевна мысленно вернулась в город юности, где училась в гимназии и без устали могла часами резать коньками лед, набирая силу и женскую привлекательность. Кататься ее учил мальчик Кеша. Она запомнила только его имя и настойчивость, с которой он требовал не держаться за него, ехать на коньках одной и не бояться упасть.

– Не разобьетесь, барышня! – говорил он Тане. – Сначала сильно не разбегайтесь. Двигайтесь размеренно.

– А я хочу кататься быстро! – решительно

произнесла Таня и рванулась от Кеши, быстро засеменила по льду мелкими шажками, интуитивно чувствуя, что следует кататься более плавно, едва не упала и испугалась, когда один из коньков намного разминулся с другим, но удержалась на ногах. Через неделю Кеша с трудом догнал ее, но она прибавила скорость, и он отстал.

Отец закончил строительство новой Казенной палаты, и семья Лаппа перебралась в отведенные ей на втором этаже комнаты.

Воспоминания прервет Люба:

– Вы знаете, дедушка мне рассказывал, что до революции получал денег больше, чем после нее. Это могло быть?

– Могло, – ответила Татьяна Николаевна.

– А вы из богатой семьи?

– Ну, не скажу, что мы были богачами, но отец зарабатывал прилично, на свадьбу подарил мне большую золотую цепь.

– Богачка! А у меня в Москве нет даже комнаты! Красота, правда, тоже своего рода богатство. Многие мужчины на меня заглядываются, а вот замуж не зовут. Конечно, без квартиры, родители – рядовые люди, без связей… Вы-то, наверное, вышли замуж за ровню себе? За состоятельного человека?

– За самостоятельного: в своих суждениях, – скажет Татьяна Николаевна. – А о деньгах мы не думали.

– Значит, все-таки были богачами, – нахмурится Люба.

– Мы любили друг друга, – дрогнет голос у Татьяны Николаевны, – временами и бедствовали, и голодали, и жили где удастся, где примут добрые люди.

– Теперь я понимаю, почему судьба занесла вас не в Сочи, не в Ялту, а в этот черноморский, но захолустный город, – скажет Люба. – Завидую вам – вы любили. Вы не подумайте обо мне плохо, я не легкомысленная. И вообще мечтаю играть спектакли с самыми лучшими артистами, самые интересные пьесы.

– Наверное, мечтаете сыграть Любовь Яровую? – иронично заметит Татьяна Николаевна.

Вдруг Люба приподнимется с песка, присядет поближе к Татьяне Николаевне и доверительно посмотрит ей в глаза:

– Мне рассказывал один старый театральный актер, а ему еще до войны говорил преподаватель театрального института, что самый лучший драматург в стране – это Михаил Булгаков! Я ничего из его произведений не читала, не печатают, но артист сказал, что для меня есть интересная роль в его пьесе «Зойкина квартира». Не слышали о такой?

Татьяна Николаевна побледнеет. С моря налетит свежий ветерок, но ей все равно станет трудно дышать, перехватит горло.

– Что с вами? – забеспокоится Люба. – Давайте переберемся под тент! Или поискать врача?

– Не надо, голубушка. Мне скоро полегчает. Это оттого, что я редко выбираюсь к морю, на солнце. Местные жители в большинстве вообще не загорают. Зачем, когда это можно сделать когда захочется. И считают солнце вредным.

– Выходит,

что вы не местная жительница. Вы мне про Омск рассказывали. Как я сразу не догадалась? Интересно, как вы здесь очутились?

Татьяна Николаевна справится с волнением и уверенным голосом скажет Любе:

– Мне уже легче, голубушка, а моя жизнь вряд ли кого интересует, даже меня. Была любовь… но слишком давно… Самой верится с трудом. Правда, одна женщина мне написала письмо о том, что хочет навестить меня. Может, скоро начнут печатать Мишу…

– Какого Мишу? – полюбопытствует Люба. – Извините, но вы не назовете вашу фамилию?

– Чего скрывать, я жила честно, – произнесет Татьяна Николаевна, – моя фамилия – Кисельгоф.

– А я думала, когда вы сказали, что начнут печатать Мишу… Я подумала, что вы имеете отношение к Михаилу Булгакову. Бывают в жизни самые невероятные совпадения! Ведь бывают!

– Случаются, – усмехнется Татьяна Николаевна и отвернется от девушки, чтобы она не заметила навернувшиеся на глаза слезы.

Этот разговор состоится почти через полвека после времени, когда мы прервали повествование о жизни Татьяны Лаппы. А тогда ее отец построил новую Казенную палату, торжественно открыл ее, и податные инспекторы заняли свои места за свежевыкрашенными столами в просторных светлых комнатах. Казенная палата выглядела солидно, как и подобает серьезному учреждению, призванному работать для благоденствия страны. Вечером этому важному событию был посвящен банкет с торжественными речами, идущими от сердца тостами, с обильной едой и выпивкой. Тасю, конечно, на банкет не пустили, но она знала, что на нем хвалили отца. Они с братом, принаряженные по случаю праздника, пошли гулять по Аннинской улице.

Они гордо ступали по центральной улице, ведя на поводке подаренного им породистого ирландского сеттера по кличке Рамзес. Жизнь была спокойной и чудесной.

Вскоре началась война с Японией. Дети смотрели с балкона своей квартиры военный парад, казачьи скачки. Немного подорожали продукты. Но война была далеко от Омска, почти не повлияла на привычный ход жизни, если не считать проводы солдат на войну, сопутствующие им рыдания родных и пьяные объятия новобранцев, громкие победные речи офицеров.

У Тани с Женькой в Омске прибавились два братика – Костя и Коля. Евгения Викторовна и нянька занимались ими, меньше внимания уделяя старшим детям, которые уже ходили в гимназию. За Таней стал ухаживать один бойкий гимназист и подарил ей свой гимназический герб с бантом. Таня смутилась – с таким проявлением чувств к себе, да еще от чужого мальчика, она столкнулась впервые – и не нашла ничего лучшего, как отшвырнуть герб в сторону. После этого Таню обругал и даже ударил Женька, так как он обещал этому мальчику, что сестра примет от него герб и поблагодарит за подарок. Но ссора вскоре забылась. Запомнилось, что зимой, в жестокие морозы, когда серело небо, мрачная дымка наступала с горизонта и хрустел под ногами снег, на Таню и Женьку напяливали теплые эскимоски с капюшонами. Дети смеялись, с радостью облачались в эти наряды.