Михаил Федорович

Козляков Вячеслав Николаевич

Последние дни перед возвращением Филарета должны были тянуться особенно мучительно для молодого царя. Послы увязли в согласовании деталей размена, в обсуждении старых земельных счетов, но у них был твердый наказ: сделать все так, чтобы не помешать возвращению царского отца. Наконец, 2 июня 1619 года исторический размен в Вязьме состоялся. Новую границу Московского государства вместе с Филаретом пересекли руководитель Смоленской обороны в 1609–1611 годах боярин Михаил Борисович Шеин, думный дьяк Томило Луговской и дворяне, бывшие в составе посольства. Другой руководитель «Великого» посольства, боярин князь Василий Васильевич Голицын, не дожил до этого момента совсем немного, скончавшись на пути в Россию.

Торжественное шествие бывших пленников продолжалось двенадцать дней. В Можайске Филарета и его спутников встречали от освященного собора рязанский архиепископ Иосиф, преемник архиепископа Феодорита, участвовавшего в призвании на царство царя Михаила Федоровича, и от Боярской думы боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский — освободитель Москвы в 1612 году. Следующие встречи проходили в звенигородском Саввино-Сторожевском монастыре и под Москвой. Автор «Нового летописца» говорит о второй встрече в Вязьме, но это недоразумение. На самом деле, митрополита

Филарета предполагалось встретить в Вяземах — селении под Москвой, но он изменил маршрут и пошел в Звенигород («другой было быть встрече на Веземе, и митрополит пошел на Звенигород») [169] . В сопровождении крутицкого митрополита Ионы, архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия, а также еще одного руководителя подмосковного ополчения — боярина князя Дмитрия Тимофеевич Трубецкого митрополит Филарет пришел под Москву «на подхожей стан» в Хорошево 13 июня. О нетерпении, с каким Михаил Федорович ждал встречи с отцом, свидетельствует посылка к бывшим пленным с «государевым жаловалным словом» стольника князя Степана Ивановича Великого-Гагина. 10 июня ему был дан наказ ехать по звенигородской дороге и, встретив вышедших из Литвы, «доложа» митрополиту Филарету, говорить им речь и спрашивать, в знак особой царской милости, «о здоровье» боярина Михаила Борисовича Шеина и думного дьяка Томилу Луговского [170] .

169

Новый летописец. С. 148–149. ДР. Т. 1. Стб. 395; КР. Т. 1. Стб. 606. Странно, почему такая ошибка вкралась в текст «Нового летописца», редактирование которого, как считается, происходило в окружении патриарха Филарета.

170

КР. Т. 1. Стб. 606–608.

14 июня, на память святого пророка Елисея, состоялся въезд митрополита Филарета в Москву. «По Волоцкой дороге, на речке на Ходыньке», его встречала вся Боярская дума во главе с боярином князем Федором Ивановичем Мстиславским и Государев двор. Встреча царя Михаила Федоровича с отцом произошла, по известиям разрядных книг, «за Тверскими вороты по Волоцкой дороге, за речкою за Пресною». Составители делопроизводственных бумаг XVII века не умели передавать тонкости человеческих переживаний, зато давали очень точные формулы при описании событий, выделяя самое главное: «И принял государь от его святительской руки благословение и сердечное целование» [171] . Остальное историку приходится домысливать. Как сумел выдержать протокол встречи царь Михаил Федорович? И кто бы посмел осудить его за возможные нарушения? Автор «Нового летописца» записал: «Многия бо слезы быша тогда от радости у государя царя и у всево народу Московского государства». Реакция митрополита Филарета была сдержаннее, но и у него, наверное, дрогнуло сердце, когда вместо оставленного им в 1610 году четырнадцатилетнего мальчика он увидал молодого царя. Отец не дал воли чувствам — иначе встреча царя и будущего патриарха, происходившая на глазах многих людей, обросла бы соответствующими легендами. Известно лишь, что Филарет изменил установленный ранее порядок встречи и отверг предлагавшийся ему для постоя патриарший двор. Он остановился на Троицком подворье [172] , подчеркнув тем самым свое желание следовать обычаю и не торопить события.

171

ДР. Т. 1. Стб. 398.

172

См.: Новый летописец. С. 149.

И еще несколько красноречивых штрихов. По сообщению «Нового летописца», в память о возвращении митрополита Филарета царь Михаил Федорович повелел построить в Москве храм во имя пророка Елисея «меж Никитцкия улицы и Тверския» и «уставиша празднество большое». Кроме того, была объявлена амнистия: «Для приходу отца своего кои были в ево государевой опале за приставы и кои были сосланы по городом по темьницам, и тех государь пожаловал, велел освободить» [173] . Несомненно, царь Михаил Федорович хотел, чтобы эту веху в его правлении запомнили надолго.

173

Там же. С. 149.

Первое, что предстояло сделать по возвращении митрополита Филарета, — избрать патриарха. Известие об этом внутрицерковном событии вошло даже в разрядные книги, что не совсем обычно. Сначала последовало обращение непосредственно к царю Михаилу Федоровичу от иерусалимского патриарха Феофана, освященного собора и Государева двора, совместно с «всяких чинов людьми», чтобы избрать патриархом Филарета: «А на Москве на великом святительском престоле, опричь его государя патриархом быти некому» [174] . Царя просили, чтобы он лично «печаловался» и просил у митрополита Филарета Никитича, «чтоб он великий государь, по смотренью Божью, наипаче ж по своему достоинству, принял святителской престол патриаршеский, чтоб им великим святителем апостольская Восточная церковь в первобытную красоту украсилась» [175] . Совсем не случаен здесь мотив ответственности московского патриархата за весь православный мир: имперская идея, пришедшая в Россию с первым самозванцем, крепко засела в умах москвичей. Теперь и вселенская православная церковь должна была обрести оплот в новом московском патриархе Филарете, и именно это должно было подчеркнуть участие в его хиротонисании иерусалимского патриарха Феофана.

174

КР. Т. 1. С. 610.

175

Там же.

Следующий шаг — обращение к Филарету царя Михаила Федоровича с освященным собором и

представителями всех чинов. Государь «говорил и просил с великим моленьем» своего отца принять патриарший сан, а представители сословий «били челом». Митрополит Филарет поступил так, как было в обычае: «многими словесы себя унижал и недостойна себя быти пастырем того великого престола нарицал». Когда-то такое поведение не простили Борису Годунову, посчитав его — трудно сказать, справедливо или нет — лицемерным. Так же вел себя и сам царь Михаил Федорович и его мать великая старица инокиня Марфа Ивановна в Костроме в 1613 году. Отказываясь от патриаршества, Филарет, конечно же, понимал, что это было лишь частью церемониала: необходимо было убедить всех в освящении человеческого выбора Божьим промыслом. Как свидетельствуют разрядные книги, Филарет, уже став патриархом, так говорил о собственном выборе, «что такое великое и неизреченное дело по смотрению Божию, а не по его самохотному стремлению» свершилось [176] . В Московском государстве, чтобы не ошибиться, всегда нужно было действовать так, как принято.

176

КР. Т. 1. С. 611–612.

24 июня 1619 года состоялся обряд хиротонисания святейшего патриарха «Филарета Никитича Московского и всеа Русии». Так непривычно для черного духовенства — с отчеством — стали величать царского отца в Московском государстве.

Разрядные книги, в которых содержится целое сказание об избрании патриарха Филарета, сообщают также о последовавших затем деяниях земского собора об «устроенье» земли. Подготовка и проведение собора, а также обсуждавшиеся на нем вопросы и дали больше всего оснований говорить об особой «программе» патриарха Филарета. Однако изучение разрядов показывает, что помещенный в них текст приговора собора 1619 года содержит позднейшую правку. Если же прочитать изложение текста соборного приговора в окружной грамоте по городам, то можно увидеть, что речь идет об обращении патриарха Филарета и всего освященного собора к царю Михаилу Федоровичу как об общем совете: «приходили к нам и советовали с нами» [177] . Это совсем не означало, что именно патриарх проявил инициативу в обсуждении самых животрепещущих вопросов государственного управления. В источнике подчеркнуто другое: царь и патриарх вместе «советовали» о том, как «разорилось и запустело» Московское государство и что нужно сделать, чтобы это поправить. Трудно предположить, что за столь короткое время пребывания на родине патриарх Филарет сумел подробно вникнуть в детали накапливавшихся годами нестроений. Очевидно, заблаговременно была подготовлена приказная справка с прицелом на рассмотрение на соборе. Благодаря этим соборным заседаниям мы и узнаем о том, что больше всего волновало людей в середине 1619 года, когда только-только закончились все военные столкновения Московского государства и начиналось мирное строительство.

177

Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века (далее — ЗАРГ). Л., 1986. № 87. С. 94.

Легко убедиться, что на совместное обсуждение с патриархом были вынесены самые трудные проблемы, в самостоятельном решении которых московское правительство не преуспело. Во-первых, это проблема неравномерного взимания налогов из-за нового «дозора»: «а подати всякие и ямским охотником подмоги емлют с иных по писцовым книгам, а с иных по дозорным книгам, и иным тяжело, а другим легко». Следующая тема — расстроенное состояние посадов; она тоже обсуждалась в правительстве сразу же после избрания Михаила Федоровича на царство. Но как вернуть посадских людей в тягло, как ликвидировать закладчиков и многочисленные льготы, было неизвестно: «а где кто жил наперед сего ехати не хотят». Последний пункт, ставший особенно актуальным при царе Михаиле Федоровиче: челобитные об «обороне» от бояр и других «сильных людей».

Не было новым и решение, выработанное в результате общего совета царя и патриарха: учинить собор, на который и вынести вопрос: «Как бы то исправить и земля устроить»? [178] Приговор первого земского собора, состоявшегося при участии патриарха Филарета, сохранился как в разрядных книгах, так и в современных грамотах, рассылавшихся по городам и излагавших суть решений, принятых земскими представителями. Именно грамоты позволяют назвать срок созыва собора — не позднее 3 июля 1619 года [179] . На нем действительно была принята целая «программа», которую попытались осуществить в начале 1620-х годов. Но полагая, что инициатором обсуждения всех перечисленных вопросов был патриарх Филарет, мы совершаем известную логическую ошибку: ведь из того, что они были рассмотрены послеего возвращения в Россию, не следует, что они рассматривались вследствиеэтого. Приезд Филарета Никитича заставил московское правительство действовать энергичнее, но поиск решений был общим и логично вытекал из предшествующей практики.

178

КР. Т. 1. Стб. 612–613.

179

ААЭ. Т. 3. № 105; КР. Т. 1. С. 614–615; ЗАРГ. № 87. С. 94–95; Черепнин Л. В.Земские соборы. С. 232–234.

Итак, согласно соборному приговору 1619 года, царь, патриарх и «вся земля» договорились о следующем: 1) снова послать писцов и дозорщиков, первых — в неразоренные города, а вторых — в пострадавшие от литовских, казачьих, татарских и прочих войн Смутного времени; 2) возвратить в свои города посадских людей и закладчиков, давая льготы только тем, кто их действительно заслуживает; 3) поручить сыск по делам «на силных людей во всяких обидах» боярам князю Ивану Борисовичу Черкасскому и князю Даниилу Ивановичу Мезецкому; 4) собрать из городов сведения о сборе денежных и хлебных запасов и 5) созвать новый земский собор из людей, «которые бы умели розказать обиды, и насилства, и разоренья, и чем Московскому государству полнитца, и ратных людей пожаловать, и устроить бы Московское государство, чтоб пришли все в достоинство».