Михаил Романов
Шрифт:
Неизвестные лица в Москве составили и распространили обширное воззвание, озаглавленное «Новая повесть о славном Российском царстве, о страданиях святейшего Гермогена и новых изменниках». «Из державцев земли, — писали авторы воззвания, — бояре стали ее губителями, променяли свое государское прирождение на худое рабское служение врагу; совсем наши благородные оглупели, а нас всех выдали».
Открытые выступления патриарха против предательства бояр снискали ему популярность. Авторы «Новой повести» пытались подкрепить свои призывы авторитетом Гермогена и обещали патриаршее
Многие надеялись на то, что Гермоген возглавит нарождавшееся освободительное движение. Авторы прокламации разделяли эти надежды и в то же время видели затруднительность его положения. Призывая народ к оружию, они предупреждали своих единомышленников, что не следует ждать от патриарха действий, несовместимых с его саном. «Что стали, что оплошали? — значилось в «Новой повести». — Али того ждете, чтобы Вам сам великий тот столп (Гермоген. — Р.С.) своими устами повелел дерзнуть на врагов? Сами ведаете, его ли то дело повелевать на кровь дерз-нути».
Официальное положение главы церкви прочно привязывало Гермогена к боярскому лагерю. Калужский лагерь уже давно вел вооруженную борьбу против захватчиков. Но патриарх не желал иметь дела ни с калужскими казаками, ни с восставшими рязанцами.
В конечном итоге Гермоген пришел к выводу, что борьбу за спасение страны должен возглавить Нижний Новгород, население которого не участвовало ни в каких «воровских» выступлениях. В глубокой тайне патриарх составил обширное послание к нижегородцам. Твердо и безоговорочно Гермоген объявил им, что как первосвященник он отныне освобождает всех русских людей от присяги Владиславу. Глава церкви заклинал нижегородцев не жалеть ни жизни, ни имущества для изгнания из страны неприятеля и защиты своей веры. «Латинский царь, — писал Гермоген, — навязан нам силой, он несет гибель стране, надо избрать себе царя свободно от рода русского!»
Бояре имели соглядатаев при Патриаршем дворе и вызнали о письмах владыки. Получив донос от бояр, Гонсев-ский велел устроить засаду на дорогах. Гонец с патриаршими письмами был схвачен.
Будучи пленником поляков, Филарет поддерживал тайную переписку с участниками земского освободительного движения, подталкивая их к сопротивлению.
Если Ляпунов опирался на Рязань, Гермоген возлагал особые надежды на Нижний Новгород, то Романов ориентировался на Ярославль. Польские послы заявляли русским в 1615 году, что Филарет «с под Смоленска смутные грамоты в Ярославль и в иные городы писал», и «они ж бы от Москвы на время отложилися и стали заодно против нас, людей королевских».
Восстание Ляпунова и рязанцев явилось искрой, брошенной в пороховой погреб. Почва для восстания была давно готова. На огромном пространстве от Северщины до Казани на востоке и Вологды на севере города один за другим заявляли о поддержке освободительного движения. Ляпунов не раз оповещал города о своем решении выступить к Москве, но каждый раз откладывал поход. 13—14 февраля 1611 года калужские воеводы пригласили к себе рязанцев для выработки общих планов наступления на Москву. В руки повстанцев перешли Коломна и Серпухов. Восставшие вышли на ближайшие подступы к столице.
СОЖЖЕНИЕ МОСКВЫ
Семибоярщина и поляки страшились мятежа в столице и готовились подавить его силой. Они распорядились перетащить пушки со стен Белого города в Кремль и Китай-город. Отныне эти пушки держали под прицелом весь московский посад.
Гусары Гонсевского патрулировали улицы и площади столицы. Всем русским запрещено было выходить из домов с наступлением темноты и до рассвета. Тех, кто нарушал запрет, убивали. Москвичи не оставались в долгу. Фактически в столице шла необъявленная война.
Влияние правительства Мстиславского неуклонно падало. В центральных кварталах столицы бояре еще чувствовали себя достаточно уверенно. Зато на окраинах население не скрывало вражды к ним.
Приближалась Пасха. Этот праздник неизменно собирал в столице множество народа из окрестных сел и деревень. Гонсевский боялся чрезмерного скопления народа в Москве и требовал запрещения пасхального шествия. Мстиславский не решился исполнить его волю. Он опасался усугубить возмущение горожан и прослыть слугой безбожных еретиков.
17 марта наступил день Пасхи. Под перезвон сотен больших и малых колоколов Гермоген выехал из ворот Кремля во главе праздничной процессии. Обычно сам царь шел пешком и вел под уздцы осла, на котором гордо восседал владыка. Вместо государя осла под Гермогеном вел дворянин, которому бояре поручили исполнять обязанности отсутствовавшего Владислава.
Михаил достиг совершеннолетия и имел теперь возможность исполнять службу во дворце вместе с другими стольниками. На Пасху он со сверстниками наблюдал за красочным шествием.
Двадцать нарядных дворян шли перед патриархом и устилали его путь дорогой тканью. За ослятей везли сани с древом, обвешанным яблоками. Сидевшие в санях певчие мальчики распевали псалмы. Следом шло духовенство с крестами и иконами, бояре, в их числе Иван Никитич.
Но над столицей витали вражда и ненависть. В Кремле и Китай-городе конные и пешие роты наемников стояли в полной боевой готовности с оружием в руках. Бояре и столичная знать лишились поддержки народа и видели в наемном воинстве главную опору.
К марту 1611 года недовольный столичный люд не сомневался более в том, что боярское правительство доживает свои последние дни. Со всех сторон к Москве двигались отряды земского ополчения. Москвичи деятельно готовили восстание в самой столице. Они незаметно стягивали в город воинские силы, доставляли вооружение.
Боярское правительство издало указ об изъятии у москвичей оружия. Гонсевский помог претворить этот указ в жизнь. Его солдаты отбирали у посадских людей не только пищали и сабли, но и топоры и ножи. Тех, кто нарушал запрет, ждала смертная казнь. На городских заставах стража тщательно обыскивала обозы.