Михаил Романов
Шрифт:
Лишь часть черных земель перешла во владение самых нуждающихся, малоземельных детей боярских. Бояре использовали момент, чтобы прибрать к рукам сначала дворцовые, а затем черные земли. Им достались самые крупные дачи. Царская власть добилась только одной уступки со стороны Боярской думы. Михаил жаловал земли преимущественно на поместном праве, а не в вотчину. Как бы то ни было, новая придворная знать заполучила крупные богатства — обширные имения, населенные крестьянами.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ФИЛАРЕТА
После ареста поляки
Великие послы старались не давать королю поводов для расправы с ними. В 1615 году в Речь Посполитую явился царский посланник Федор Желябужский. Он заявил протест против того, что московские послы «по разным местам сидят в темницах», тогда как знатные польские пленники пользуются свободой на Москве.
Посланнику разрешили повидаться в доме Льва Сапеги с Филаретом. Во время беседы последний выразил негодование послу, а через него боярам по поводу того, что он, Филарет, был отправлен послом к царю Владиславу («я и до сих пор делаю во всем вправду»), а они, бояре, в том перед ним не правы: «если уж вы хотели выбирать на Московское государство государя, то можно было и кроме моего сына, а вы это теперь сделали без моего ведома».
Заявление Филарета было сплошным притворством. Послы знали о судьбе царя Василия Шуйского и, чтобы избежать смерти, старались выставить себя верными подданными царя Владислава. Филарету Романову пришлось платить за свою жизнь высокую цену. Опасения узников не лишены были оснований. Один из присутствовавших при разговоре сенаторов милостиво заметил, что по весне королевич пойдет походом на Москву и тогда учинит Филарета патриархом, а сына его Михаила — боярином. На это Филарет смиренно заметил: «Я в патриархи не хочу».
Переговоры походили на театральное представление. На запросы русской стороны поляки уверяли, что послы «суть здоровы, а живут по указу милосердному и ласковому, у великого господаря своего царя и великого князя Владислава Жигимонтовича всея Руси, как суть его царскаго величества подданные». И то была неправда. Милосердный указ обрекал посла Филарета на заточение в крепости.
Польская ссылка оказалась более длительной, чем году-новская. Поведение же узника было сходным. Узнав о воцарении сына, Филарет стал резче с приставленными к нему стражами, не таясь сердился на них — «стал на сына надежен, стал упрям и сердит, к себе не пустит и грамот не пишет». Как видно, поляки диктовали заключенному не только что говорить, но и что писать в грамотах, адресованных в Москву.
После заключения перемирия польские власти под различными предлогами откладывали освобождение Филарета, предъявляя Москве разного рода претензии. Обозначенный в договоре срок обмена пленников не был соблюден.
Василий Голицын так и не вернулся на родину. Он умер в пути в январе 1619 года. Размен был отложен литовцами на конец мая. Филарет опасался бранить поляков, но сделал резкий выговор московским боярам, в последний момент отложившим съезд на три дня.
Когда послы съехались вновь, литовцы предъявили новые требования, которые были отклонены московитами. Федор Шереметев тотчас послал к Филарету гонца с нижай-щей просьбой, чтобы великий государь указал, как быть. Филарет заплакал, выслушав слова гонца, и сказал: «Велел бы мне Бог видеть сына моего, великого государя царя, и всех православных христиан в Московском государстве». В шатре было много литовских шляхтичей, и отец царя остерегся передавать боярам какие бы то ни было наказы. Он лишь просил передать сыну просьбу прислать соболей. Филарет намеревался одарить поляков, покровительствовавших ему в плену. Шереметев отобрал семнадцать сороков соболей и в тот же день отослал их Филарету.
Литовцы упрямо настаивали на новых уступках, отнюдь не обозначенных в мирном договоре. Вновь, как и в Деули-но, они использовали плен Филарета, чтобы настоять на своем. Под конец они заявили послам: «Ваши же про вас говорят, что есть между вами и такие люди, которые не хотят преосвященного митрополита на Московском государстве видети, потому и доброго дела не делаете, хотите того, чтоб митрополита Филарета Никитича повезли назад». Не желали возвращения митрополита в Москву тайные приверженцы Владислава. Их в России было предостаточно.
Пленник Михаил Шеин дал знать Шереметеву, что поляки могут разорвать мирные отношения с Россией. Послам ничего не оставалось делать, как принять все требования литовской стороны.
Размен состоялся 1 июня на речке Поляновке. Филарет подъехал к речке в возке, за ним шли пешими Шеин и другие пленники. Через речку были перекинуты два мостка. По одному должен был идти Филарет и одновременно по другому — полковник Струсь. Митрополит прислал сказать Шереметеву, чтобы сначала отпустили Струся. Но боярин не подчинился приказу, опасаясь коварства. Филарет вновь повторил свой приказ, и Струсь первым достиг литовского берега.
Переехав мост, Филарет вышел из возка и выслушал речь Шереметева. Боярин правил челобитье сначала от царя Михаила, а потом от матери царской Марфы.
Митрополита Ростовского ожидала встреча, какой мог удостоиться только член царствующей фамилии. В Можайске его встречал князь Пожарский, под Звенигородом — боярин Василий Морозов, за Звенигородом — князь Дмитрий Трубецкой. На Ходынке Филарета ждали Мстиславский со всей думой, дворяне и приказные люди, за ними — гости и торговые люди. Глава думы спросил митрополита о здоровье — поздоровался.
Царь Михаил ждал отца за Тверскими воротами на Пресне. Отец и сын при встрече поклонились друг другу до земли. После того царь Михаил с народом двинулись пешком, а Филарет следом на санях. За санями шли Шереметев и бояре. По окончания церемонии митрополит удалился на подворье Троице-Сергиева монастыря.
По случаю возвращения митрополита объявлена была общая амнистия. Праздновала вся столица.
Власти желали использовать визит в Москву патриарха Феофана Иерусалимского, чтобы без отлагательств провести церемонию поставления Филарета в патриархи. Сам царь Михаил «с бояры и всяких чинов люди молили и били челом» Филарету, чтобы он принял сан. В соответствии с ритуалом митрополит упорно отказывался, а затем дал согласие.