Мика
Шрифт:
И почему от этой мысли тесно становится в груди и пульс бьется в горле, как живой?
Мне было страшно. Чего я боялась? Мики? В некотором смысле его. Но больше – себя, наверное. Боялась, что без Натэниела, Жан-Клода или Ашера или кого-нибудь вообще для равновесия у нас с Микой не получится. Что если никто не будет вмешиваться, то отношения не сложатся. Будет слишком много времени, слишком много правды, и все развалится. А я не хотела, чтобы оно развалилось. Не хотела, чтобы Мика ушел. Если тебе это становится небезразлично – все, мужчина
Не верите? Значит, никогда вам не приходилось любить, когда потом любовь разваливалась к чертовой матери. Это вам, считайте, очень повезло.
Чтобы успокоиться, я набрала полную грудь воздуха и стала медленно выдыхать – воспользовалась выученным дыхательным упражнением. Я учусь медитировать. Пока что дыхание я освоила отлично, но все еще не умела успокоить разум, чтобы в него не лезли противные мысли и противные образы. Слишком много у меня в голове картин насилия. Слишком много насилия в моей жизни. И Мика – одно из моих убежищ, его руки, его тело, его улыбка. Он принимает меня как есть – с насилием и всем прочим. Так, опять возвращается страх. Черт побери.
Сделав еще один глубокий вдох, я вышла из туалета. Не прятаться же здесь целый день – фэбээровцы ждут. К тому же от себя прятаться бесполезно. От собственных неприятных мыслей не спрячешься. К сожалению.
Мика улыбнулся, когда меня увидел. Улыбнулся именно мне. И от такой улыбки у меня внутри будто отпустило что-то стянутое, твердое, горькое. Когда он так мне улыбался, мне дышалось легче. Вот глупо же, глупо допускать, чтобы кто-то для тебя столько значил.
Наверное, что-то выразилось у меня на лице, потому что эта улыбка чуть-чуть потускнела. Он протянул ко мне руку.
Я подошла к нему, но руку не взяла, потому что знала: в тот же момент потеряю возможность мыслить ясно.
Он уронил руку вниз:
– Что случилось?
Улыбка погасла, и по моей вине. Но я уже усвоила, что об этих моих параноидальных страхах не надо молчать – иначе они только растут.
– Мне страшно.
Он придвинулся ко мне ближе, наклонил голову:
– Отчего?
– Страшно быть с тобой наедине.
Он улыбнулся и потянулся ко мне – я не отстранилась. Он взял меня за руки выше локтей, держал меня и смотрел мне в лицо, будто искал там ответ. Но не думаю, чтобы нашел.
Мика притянул меня к себе, обнял и сказал:
– Лапонька, если бы я хоть представить мог, что тебя пугает быть со мной вдвоем, я бы ни за что такого не сказал.
Я прильнула щекой к его плечу:
– Все равно это было бы правдой.
– Да, но если бы я не напомнил, ты могла бы об этом и не подумать. – Он прижимал меня к себе. – Мы бы провели здесь время, и ты бы даже не вспомнила, что это в первый раз. Прости меня.
Я крепче обхватила его руками.
– Ты меня прости, Мика. Что со мной всегда столько хлопот.
Он чуть отодвинул меня, посмотрел в лицо:
– Это не так.
Я посмотрела на него укоризненно. Он засмеялся:
– Ну, немножко есть, но не "столько".
Очень ласковый у него стал голос. Я любила, когда он становился такой, любила быть той единственной, для которой он так смягчал свой голос. Так какого черта я не могу просто радоваться, что он со мной, а? Вот убейте меня, если я знаю.
– Фэбээровцы нас ждут, – сказала я.
Настал его черед на меня посмотреть. И даже под темными очками я знала, как он сейчас смотрит.
– Все будет нормально, – сказала я и выдала ему улыбку, которая почти получилась. – Обещаю радоваться тем моментам нашей поездки, которые будут годиться для радости. Обещаю не становиться сама себе на дороге, не пугать себя насчет того, что мы... такие, как мы есть.
Я пожала плечами.
Он ладонью коснулся моей щеки.
– И когда ты перестанешь до чертиков бояться быть влюбленной?
Я снова пожала плечами:
– Никогда. Прямо сейчас. Не знаю.
– Я никуда не денусь, Анита. Мне нравится быть здесь, рядом с тобой.
– Почему?
– Что почему?
– Почему ты меня любишь?
Он посмотрел пораженно:
– Ты что, всерьез спрашиваешь такие вещи?
Я поняла, что да – это был момент наития. Я не считала себя особенно достойной любви, так почему же он меня любит? Почему меня вообще кто-то любит?
Я положила пальцы ему на губы:
– Не отвечай сейчас. Для глубокой психотерапии у нас нет времени. Сперва дело. Ас моими неврозами будем разбираться потом.
Он попытался что-то сказать, но я покачала головой:
– Пойдем, нас ждет спецагент Фокс.
Когда я отняла руку от его губ, он просто кивнул. Одна из причин, почему из нас получается пара: Мика знает, когда надо оставить обсуждение темы, о какой бы теме в тот момент ни шла речь.
Сейчас как раз был один из тех случаев, когда я честно не понимала, как он со мной уживается. Почему со мной вообще кто-нибудь может ужиться. Я не хотела это ломать. Я не хотела разбирать по косточкам наши отношения, пока они не развалятся. Хотела оставить все в покое и наслаждаться тем, что есть. Просто я этого не умею.
Мы взяли чемоданы и пошли. Нас ждали агенты ФБР и зомби, которого надо поднять. Поднять мертвеца – просто, вот любовь – тут сам черт ногу сломает.
4
С агентами ФБР мы встретились в зоне выдачи багажа, как договаривались. Как мы узнали агентов ФБР в толпе народу, где почти все мужчины в деловых костюмах?
А они выглядели как агенты. Не знаю, что уж такого особенного в обучении фэбээровцев, но выглядят они именно так, как должны выглядеть. Вообще-то копы любого рода выглядят как копы, но только ФБР выглядит как ФБР, а не просто полиция. Не знаю уж, что с ними делают там, в Квонтико, но последствия остаются навсегда.