Микроистории о роботах
Шрифт:
Ас-5, электронный аппарат последней модели, удовлетворенно хмыкнул.
МИКРОИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ: ТЯЖЕСТЬ УЧЕБЫ
Семенов был не обычным человеком: он имел дар. Правда, он не знал, что делать с этим даром и как его развивать. В детстве он хотел поступить в цирковое училище и выучиться на иллюзиониста, но родители его думали иначе, так что пришлось подчиниться. Сейчас Семенов работал несчастным инженером-наладчиком. Но у него осталась мечта, и остался дар.
О планете Фенс он услышал случайно. Но мысль засела в его мозгу, как заноза. Он просто
Билет стоил так дорого, что Семенову хватило денег только на дорогу в один конец. Если все получится, – подумал он, – то покупать билет обратно уже не придется.
На планете Фенс находился единственный во всей вселенной робот-учитель, оставленный там некоторой древней (скорее всего, вымершей) цивилизацией. Он мог учить всякого, кто имел дар. Говорили, что Учитель мог научить всему: обходиться без воздуха и без пищи, уничтожать врагов простым усилием воли, мог научить летать, менять свою внешность и даже отсрочить свою смерть. Человек, прошедший полный курс обучения, и получивший отличные оценки, стал бы равен богу. Увы, отличных оценок пока не получал никто.
Полет прошел благополучно, и Семенов оказался на планете Фенс. Долина Учебы была единственной достопримечательностью планеты, поэтому Семенов нашел ее без труда. С глубоким внутренним трепетом он приблизился к Учителю, который дремал, подключившись к сети высокого напряжения. Розовые и светло-зеленые огоньки перебегали по гладким зеркальным граням его тела.
Еще до того, как Семенов представился и изложил свою просьбу, робот-учитель открыл глаза и ответил.
– Я больше не беру учеников, – сказал он.
– Почему? – удивился Семенов.
– За последние двести лет никто не выдержал полной учебной нагрузки. Люди слишком слабы, чтобы учиться у меня.
– Но у меня есть дар!
– У тебя есть дар? – засомневался Учитель и отключился от сети, перейдя на автономное питание. – Ты в этом уверен? Покажи его мне.
Семенов взглянул на тяжелый камень, лежавший у тропинки, и камень пошевелился, затем оторвался от земли и взлетел на высоту около двух метров. Был виден мусор, прилипший к нему снизу. Затем камень упал.
– И эту мелочь ты называешь даром? – проскрипел робот. – Это не стоит внимания.
– Но может быть, я думал… Я ведь никогда не развивал свой дар.
– Хорошо, – сказал Учитель, – но предупреждаю, что учеба будет очень тяжелой. Взгляни на эту долину!
Семенов послушно взглянул.
– Видишь ли, – продолжил робот, – великая цивилизация древности оставила меня здесь с тем, чтобы я помогал существам будущего развивать их дар. Ко мне часто приходят люди, и не только люди, но дар их так слаб, что спустя несколько дней или недель обучение прекращается. Я не беру денег, я стараюсь просто потому, что меня построили таким. У меня единственная программа. У меня нет иной цели, чем помогать развивать дар. Поэтому мне горько видеть эти обелиски.
Он взмахнул металлической клешней, показывая на долину, наполовину погруженную в утренний туман. Широкая долина была усеяна огромными камнями, каждый из которых был с двухэтажный дом величиной.
– Что это? – спросил Семенов.
– Это памятники, которые я поставил тем, кто не выдержал тяжести учебы. Я хочу помнить каждого из них, и хочу, чтобы приходящие вновь тоже помнили их. Здесь сотни огромных камней – это значит, сотни неспособных учеников. Ты не боишься стать одним из них?
– Не боюсь! – решительно ответил Семенов.
– Учти, я буду учить тебя методом шока. Только в момент эмоционального шока раскрываются истинные свойства дара.
– Я согласен, – сказал Семенов.
– Тогда приходи завтра на рассвете.
За следующие дни Семенов научился многому. Его дар рос и крепчал. Однако робот ни разу не похвалил его. Когда Семенов усилием воли подбросил в воздух девять мячей и стал свободно жонглировать ими, робот назвал его самодовольным глупцом.
– Завтра переходим на новую ступень обучения, – сказал робот. – Приходи пораньше и не забудь хорошо выспаться. Завтрашний день будет решающим.
А на завтра Семенов увидел еще один громадный камень, приготовленный для нового обелиска.
– Это для тебя, – сказал робот, – если ты не выдержишь учебы. – Впрочем, ты не так плох, ты можешь и выдержать. Тогда ты сможешь собственными усилиями забросить этот камень на вершину высокой горы. Тогда он нам больше не понадобится.
Робот направил на камень четыре из своих шести клешней, и тяжелая громада плавно взлетела в воздух. Так, будто ее поднимал кран.
Затем камень поплыл прямо к Семенову и завис в нескольких метрах над его головой. Семенов представил, что будет, если эта гора вдруг сорвется и упадет. От него не останется и мокрого места.
– Я предупреждал, что буду учить методом шока, – проскрипел робот. – Поэтому держи!
И Семенов увидел, что каменная громада падает прямо ему на голову. Шок был настоящим, самым сильным в его короткой жизни. И это сработало: его дар раскрылся, развернулся, как цветок; камень завис в воздухе, – но лишь на мгновение. А затем свалился ему на голову, не оставив от Семенова и мокрого места. В долине появился еще один обелиск.
– Жаль, – сказал робот, – очень жаль. – И этот не выдержал тяжести учебы. А ведь этот был лучше других. Жаль, что моя программа не позволяет мне учить иначе.
И он снова подключился к сети высокого напряжения, заряжая подсевшие аккумуляторы.
МИКРОИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ: ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЗЕМЛЮ
Акопян и Васильев возвращались домой со звезд. Путешествие было долгим и быстрым: долгим, потому что по корабельному времени прошло целых шестнадцать лет, а быстрым, потому что скорость приближалась к световой. За время их полета на родной планете прошел целый век.
За сто прошедших лет космопорт изменился неузнаваемо, он стал настоящим небольшим городом. Кроме того, он выглядел гораздо более грязным и неухоженным, чем раньше. Не изменились лишь чиновники межпланетной таможенной службы, как всегда они были подозрительны, ленивы и высокомерны. Акопян и Васильев заполнили шесть анкет, в каждой из которых, среди многих бестолковых, повторялся один странный вопрос: "Считаете ли вы себя аккуратным человеком?" Акопян написал, что считает и всегда будет считать, а Васильев признался в своей врожденной и неискоренимой неаккуратности. После этого их выпустили в город.