Милая, хорошая
Шрифт:
– Что, есть такая ассоциация? – удивилась Алена и из вежливости поднесла к губам пузатую стопку. Отпила чуть-чуть – водка как водка.
– А как же! Чувствуешь? Это настой свежего огурца и арбуза – после них такое послевкусие… ммм!
– Ну да. Крепкая какая…
– Ничего ты не чувствуешь! – искренне расстроился Халатов. – Это ж такой напиток… В настоящей водке, заметь, должно быть ровно сорок градусов – это еще Менделеев доказал, наш гениальный ученый. Он догадался, что при соединении спирта с водой происходит контракция, то бишь сжатие всей смеси. Попробуй-ка добавить в литр спирта
Алена ничего не поняла, но тем не менее многозначительно кивнула головой. Поросенок с кашей показался ей немного жирноватым.
– А не хочешь похлебки грибной? Я недавно ездил в один монастырь под Суздаль и там нашел замечательный рецепт, – не унимался Халатов. – Вот все, например, помешались на этих супах-пюре… Французский суп-пюре! – передразнил он дурашливым голосом. – А на Руси, между прочим, издавна существовали протертые похлебки. Их делали на основе бульонов – мясных, грибных, рыбных, овощных… На молоке и хлебном квасе! Я так думаю, что французики у нас рецепт передрали.
В кабинет зашел Николя, поставил на стол большое блюдо.
– Все, иди, мы сами справимся, – прогнал его Халатов. – Попробуй кулебяки, Алена. А что ты думаешь о курниках, а?
Из разрезанной кулебяки повалил пар, и запахло мясом, сладковатым душком запеченного лука.
Алена о курниках ничего не думала, но тем не менее сказала:
– Вообще курицу я люблю…
– Умница! – расцвел Халатов. – Но для твоего сведения, курник – это пирог, пирог из курицы и блинов. Его раньше готовили к свадебному столу и считали символом семейного благополучия. Жалко, что ты уже замужем, а то я к твоей свадьбе велел бы курник приготовить. А делается он очень просто…
Недаром Халатова любили приглашать на телевидение – он со вкусом, подробно стал пересказывать рецепт курника, но Алена слушала его вполуха. Ее задели последние слова Халатова – он думал, что она замужем. Ну да, официально они с Алешей еще не развелись… Она с досадой посмотрела на кусок дымящейся кулебяки, который положил перед ней Халатов. И вообще, какого черта он ее к себе вызвал?!
– …это многослойный пирог, и в нем присутствуют три или даже четыре вида фарша. Но главный, конечно, куриный. Можно также использовать индюшатину, рис с яйцами, грибы… И обязательно в каждый слой добавлять зелень петрушки и укропа!..
Она не пила водки. Она не ела жирной пищи. Она, сколько себя помнила, ненавидела разваренный лук и прилипающую к нёбу петрушку. И она никогда не ела в таких диких количествах, ее желудок был просто не приспособлен к этому!
Тем временем Халатов от курника плавно перешел к десерту. Теперь он рассказывал Алене о том, что такое настоящий русский сбитень и из чего он делается.
– …воду или слабое пиво кипятили с медом, сахаром, патокой, соками, пряностями, причем, заметь, в северных губерниях
Снизу, от сцены, уже слышался залихватский визг и топот, почти заглушающий пение цыганских скрипок, – впечатление было такое, что весь зал пошел в пляс.
– Ну разумеется…
– Да ты меня не слушаешь! – строго закричал Халатов. – Ты чего такая кислая, а?
У Алены не было никакого представления о том, как надо разговаривать с работодателями.
– Иван Родионович, вы на меня не обидитесь? – честно спросила она.
– Нет, а что? – заморгал своими блестящими, вишневыми глазами Халатов.
– Я, наверное, не совсем нормальный человек, Иван Родионович, – сказала Алена спокойно.
– Ну? – Он машинально схватил соленый огурец и захрустел им.
– Мне абсолютно наплевать на еду. То есть абсолютно – это слишком сильное слово… Скажем так – мне почти все равно.
– Как так? – ужаснулся Халатов.
– Я еду воспринимаю только как средство насыщения, ну и как источник кое-каких витаминов. Поем немного того, что считается не слишком вредным, – и все, больше мне ничего не надо, – серьезно призналась она. – Да вы не пугайтесь так, Иван Родионович, – гамбургерами на бегу я тоже не перекусываю…
– Все равно, тяжелый случай! – Глаза у Халатова заблестели еще ярче, словно на них набежали слезы. – Она не любит есть! Не чувствует оттенков вкуса, даже аромата… – Он открыл крышку у одного из судков на столе и белой мягкой ладонью помахал в сторону Алены, словно подгоняя к ее носу запах готового блюда. – …Аромата семужки, запеченной с овощами?!
– Да чувствую я! – пожала плечами Алена. – Пахнет вкусно. Ну и что?
Халатов на некоторое время потерял дар речи.
Он был милый большой ребенок (относительный ребенок, конечно, поскольку вел ресторанные дела очень умело и рекламировал свое заведение тоже хорошо), и надо было Ивану Родионовичу всего ничего – чтобы ему немножко подыграли. Но лицемерить Алене не хотелось – и вовсе не потому, что была она такой уж правдивой особой… Просто ей было уже действительно все равно.
– И давно это с тобой? – наконец смог он осторожно произнести.
– Не знаю, – снова пожала она плечами. – Не обращала внимания. Хотя, может быть, и недавно…
– Так это депрессия! Типичная депрессия! – закричал Халатов. – Господи, как же я сразу-то не понял тебя, наша Снежная Королева… Сейчас же зима, декабрь, солнца почти нет – конечно, откуда ему взяться, аппетиту-то?..
– Да нет у меня никакой депрессии! – засмеялась она. – Наоборот, я в последнее время чувствую себя такой спокойной… Я ничего не хочу. Тем и довольна, между прочим…
– Очень плохо… – расстроенно покачал головой Иван Родионович. – Когда человек спокоен и ничего ему не надо – это хуже всякой тоски, потому что тоска, по крайней мере, говорит о его неудовлетворенности. А ты же, мое бедное дитя, потеряла главное – радость жизни. Лед на сердце – не лучшая защита.
Он, конечно, немного рисовался, этот любимец публики.
– Возможно, – легко согласилась Алена. Спорить ей было лень. – Надеюсь, на моей работе это не отражается?..
Халатов вытер салфеткой губы.