Милая Венера
Шрифт:
Никаких рубинов в пупке, но комфорт и роскошь в несколько эротическом стиле. Великолепный вид на Аргосский залив и ни единого дома в обозримом пространстве.
Жан-Клод — чистейший восторг, и если бы не моя мудрость, я могла бы в него, — влюбиться.
Что, по-видимому, и происходит с большинством женщин. Он из тех мужчин, кого следует испробовать сполна и забыть. Последнее, не исключено, может быть труднее, чем мне хотелось бы; теперь, когда я не с ним, мир словно бы подернулся серостью.
Как любовник может быть настолько цивилизованным, спрашиваю я себя.
Тебе известно, что себя я вовсе не считаю цивилизованной, и уж конечно, в этой области. Я — потаскуха, когда речь идет о страсти, и варварка почти во всех остальных отношениях. Моя единственная положительная черта — я говорю то, что думаю, и прямо прошу того, чего хочу, и оба эти свойства навлекают на меня кучу неприятностей. Впрочем, если подумать, за мной водятся и кое-какие другие добродетели. Я ценю дружбу (само собой разумеется, твою), легко плачу, обладаю тысячей всяких наклонностей и люблю теннис. Но я абсолютно не цивилизованна. Полировка Жан-Клода, насчитывающая века и века, внушает мне ощущение, что я мусоринка, которую слуги случайно оставили на ковре. И все же, когда он принес мне коньяка на террасу, я чувствовала себя царицей Савской.
Эгей! Вот уж действительно «Увы-с в Стране Чудес», Этот, эпизод станет одной их самых прелестных глав. Кстати, твой упоительный рассказ об историке-дергунчике напомнил мне о ночи, которую я как-то провела в Шартре с историком-медиевалистом (не может же быть, что с тем же самым?), который был способен кончить только под звон соборных курантов, отбивающих час. И так всю ночь (ну почти). А Пирс добавил историю про девушку, которую заводила только какая-то ария из «Тоски». Вернейшее средство, сказал он, но только она требовала прослушивать оперу с самого начала, а поскольку нужная ария находится где-то в конце, это означало часы и часы прелиминарии, пока он не нашел способ заставить звукосниматель перескакивать большие куски, а затем задерживаться на нужном месте. Это было, поклялся он, до того как мы познакомились, а я энергично парировала, что моя ночь под аккомпанемент шартрских курантов могла бы тоже быть «до-пирсовской», если бы он не потащил меня в церковь чуть не из колыбели, не оставив мне возможности узнать жизнь. Он с сомнением посмотрел на меня, а потом признался, что всю историю сочинил, отчего, подлец он, я почувствовала себя еще хуже.
Боюсь, мне пришлось объяснить ему про наше «пари», раз уж он такое дерьмо, что прочитал твое письмо. Но я взяла с него обещание молчать.
Я знаю, он пишет Гарри, а тебе утечка информации в том направлении совсем ни к чему. Насколько я поняла, твой Дон Жуан теперь в Дрездене и, надеюсь, все еще страдает от ударов, которые ты ему нанесла при вашей встрече. Молодец! Далее я поняла, что пышнотелая Аманда больше не в фаворе и что со времени ее краткого царствования по меньшей мере еще одна стервоза успела появиться и удалиться путем всей плоти.
Джейнис, как хорошо, что ты выбралась из всего этого. Не сомневаюсь, тебе не всегда легко: двенадцать лет — глубокий колодец воспоминаний, и многих минут жажды не избежать. Но у тебя все обязательно будет хорошо. Твой «Диплом за изучение мужчин», как ты выразилась, ведь тоже своего рода изгнание беса, ведь верно? Разделывание сделанного. К тому времени, когда мы будем сидеть рядом на трибуне Уимблдона, солнце уже засияет, и ты будешь готова вновь расцвести.
По ассоциации — здешние холмы пестрят весенними цветами. Мы с Жан-Клодом часами гуляли по их коврам на склонах. Нет, Греция способна быть красивой. Но, возможно, я видела ее глазами мужчины, который держал меня за руку. (Черт, до чего сентиментальной я становлюсь!).
А Кифера? Есть ли шанс? Не может быть, чтобы твои «доходы от панно» все уходили на лыжные экскурсии Клайва и чарующие наряды, пугающие соседских жен. Попробуй, хорошо? Мне не хватает твоего общества. Письма хороши для признаний и сплетен, но мне так хотелось бы посидеть и поболтать обо всем другом, что имеет значение. И не забудь — у нас есть дом на берегу моря (благодаря любезности Критского банка) в любое удобное для тебя время, если соловьиный камышник сможет обойтись без тебя.
Пятьдесят страниц «Увы-с» готовы. Такое увлекательное занятие! Я говорю Пирсу, что он может их прочесть при условии, что обещает не подавать в суд. Он отвечает, что будь он таким, то подал бы на меня в суд давным-давно что, мне кажется, близко к правде.
Ну а теперь мне пора одеваться для какого-то жуткого мероприятия в честь англо-греческих культурных обменов — вероятно, британский консул планирует обрушить на греков еще одну выставку Генри Мура в качестве компенсации за невозвращение мраморов Парфенона. Пирс должен будет произнести речь. Мне приказано держать рот на надежном замке.
Ах, как я наслаждаюсь дипломатическим образом смерти.
(Держу пари, ты ни разу не занималась любовью в фонтане).
Со всей моей любовью к тебе.
Рут.
АПРЕЛЬ
Речное Подворье 1
Лондон W4
1 апреля
Дорогой директор!
Вы попросили меня поговорить с моим сыном перед началом семестра о происшествии во время школьной лыжной экскурсии, и вчера я побеседовала с ним очень серьезно.
По его мнению — и должна сказать, что я склонна с ним согласиться, веселой мальчишеской проказе придано чрезмерное значение. Совершенно очевидно, что в этом вопросе я не могу исходить из личного опыта, но я прекрасно помню, что в дни нашего детства мой брат и его школьные товарищи праздновали наступление зимы, в частности, устраивая соревнования, кто сумеет особенно замысловато украсить снег с помощью приспособления, данного им Богом. И довольно часто они таким манером писали свои имена. Судя по тому, что мне рассказал Клайв, в последний вечер экскурсии, когда они, разумеется, были в шаловливом настроении, ничего сколько-нибудь серьезнее не произошло. Возможно, мальчики поступили неразумно и нетактично, написав не собственные имена, а своих наставников и наставниц, однако я убеждена, что соединение этих имен графическими изображениями явилось результатом невладения искусством рисунка, а не злокозненности Клайв никогда в рисовании не успевал, а мужской орган, особенно до наступления зрелости, не может считаться удобной для этого принадлежностью. К тому же мы ведь говорим не о несмываемых граффити. Полагаю, следующий же снегопад уничтожит какие бы то ни было причины, ставящие в неловкое положение учителей и учительниц, которых это затрагивает.
Надеюсь, следующий семестр пройдет спокойнее: я предупредила Клайва со всей строгостью.
Благодарю вас за подробное сообщение о Дне Основателя Школы в июне и любезное приглашение принять в нем участие. Надеюсь, мне это удастся.
Искренне ваша,
Джейнис Блейкмор.
Отель «Эльба»
Дрезден
Германия
3 апреля
Дорогой Пирс!
В первый раз — возможность не писать ВОСТОЧНАЯ Германия. Удивительное чувство для шпиона, который уходил в холод на протяжении пятнадцати лет, тем более что в настоящее время водораздел Восток — Запад куда более очевиден, чем до падения Стены. Твои упоминания о том, как новоявленные евро-греки перекачивают субсидии Европейского Сообщества на счета в швейцарских банках, отозвались бы здесь многоголосым эхо, уверяю тебя. С той лишь разницей, что действуют тут не нечистые на руку политики, но евро-стервятники из Франкфурта и Дюссельдорфа: они ежечасно опускаются с неба. «Капиталовложение» — вот научно-экономический термин, подразумевающий «захват». Все видно как на ладони из окон моего номера. Каждое утро все; больше сверкающих черных «мерседесов» вытесняют потрепанные «трабанты» на набережной Эльбы («эльбуют их», — ухмыляется французский телеоператор).
Все западногерманские толстосумы словно бы съехались в отеле — мелькают в вестибюле, сверкают золотыми карточками «Америкэн экспресс» и курят сигары, какие в здешних местах не водятся, а водились бы, так были бы местным не по карману. Хватает и сговорчивых фроляйн, с радостью готовых соединить Восток с Западом наиболее доходным способом из доступных им. Королевский парк приобрел совсем иной тон с нахлынувшими менеджерами «Сименса» и «Фольксвагена», Повсюду контракты и контакты на уровне кабинетов и бардаков. Лица простых людей на улицах дышат угрюмым возмущением — они же знают, что их ощипывает, как кур, большой брат с Запада, и им остается только положить на все. «Присоединяйтесь к нам! Присоединяйтесь к нам!» — но этот призыв находит самый скверный прием у фрезеровщиков, чья квалификация в одну ночь устарела и находит такой же спрос, как умение выдалбливать индейские пироги. Особенно жалкое впечатление производят бывшие партийные функционеры, которые вообще никакой квалификации не имеют, если не считать умения пользоваться властью и привилегиями, теперь у них отобранными. Они бродят в неотглаженных костюмах, будто духовенство отмененной религии. Но они хотя бы это заслужили, и всем на них глубоко наплевать.