Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде)
Шрифт:
— Вот это страна, где умеют от души поесть! — объявил Ларри в первый раз, когда мы обедали в ресторане.— Я на седьмом небе! Жаль только, не знал об этом объедении раньше. Чтоб я так ел всю дорогу, пока мы ехали по югу Португалии. Неудивительно, что в здешних лавках вечно пустые полки, всё — в ресторанах!
На самом севере Португалии, у испанской границы, мы наткнулись на прилепившийся к скалам средневековый городок Валенсья-ду-Миньо с узкими мощёными улочками и старинными домами, возвышающийся над утопавшей в густой зелени долиной реки Миньо. До наших дней сохранились высокие серые каменные стены, некогда защищавшие Валенсью от вражеских нападений. За крепостными стенами простирались виноградники. Лоза высотой до семи футов приносила плоды для знаменитого «Вино верде бранко» — терпкого белого вина, производимого лишь на севере Португалии. Валенсья — безмятежное и живописное место, и мы вчетвером провели последние дни в Португалии, обследуя её виноградники и фермы, наслаждаясь едой и вином.
Мы с Ларри поставили палатку ниже городка, на поросших травой берегах Миньо, широкой реки со спокойным течением. Тихий и мирный уголок — даже шум с отдалённых ферм не проникал в эту глушь. Разве что лодка, шлёпая вёслами, медленно проплывала мимо посередине реки да птицы, опускающиеся на землю неподалёку от нас, нарушали безмолвие. По утрам мы завтракали на берегу, болтая ногами в холодной речной воде. На севере Португалии было значительно прохладнее, и мы с удовольствием расправлялись с яичницей, тостами и горячим чаем на бодрящем росистом воздухе. После завтрака, перед тем как присоединиться к Ма и Па, мы обычно пробегали трусцой по булыжным тропинкам, прорезавшим виноградники, мимо ферм и огородов, иногда наталкиваясь на стадо коров или овец.
Как и всё в Португалии, Валенсья-ду-Миньо был совершенно особенным местом. Местом, где я, наверное, могла бы жить бесконечно долго.
Двадцать третьего июня 1979 года, в испанском аэропорту Сантьяго-де-Компостела, в сотне миль к северу от Валенсья-ду-Миньо, мы с Ларри попрощались с Ма и Па. Мы не увидимся с ними до самого нашего возвращения в Калифорнию где-нибудь в следующем году, и до этого особого момента было ещё ох как далеко. Он маячил где-то там, в отдалённом будущем, за Египтом, Непалом и Новой Зеландией, которые сами казались такими далёкими.
Завтра Ма и Па вернутся в Калифорнию — домой, к друзьям,— в то время как мы с Ларри одолеем не более шестидесяти миль пути — первые шестьдесят из одиннадцати тысяч пятисот миль, которые нам осталось проехать до конца путешествия. В аэропорту, когда я смотрела на родителей, меня вдруг охватило новое, непривычное чувство; я испугалась, что могу больше никогда не увидеть сияющую лысинку Па и крохотную, пятифутовую фигурку мамы.
Я слышала: Ма и Па говорили Ларри, как они волнуются за нас, просили быть осторожными, часто писать и не беспокоиться, они обязательно переведут телеграфом три тысячи долларов в Лондон, в главное отделение банка «Барклай». (Этой суммы, по моим расчётам, должно будет с лихвой хватить до «Банк оф Америка» в Куала-Лумпур, последнего места, где мы снимем деньги со счёта.)
Слышать-то я слышала, но мне никак не удавалось сосредоточиться на том, о чём они говорили. Вновь навалились старые страхи: я боялась погибнуть под колёсами, быть убитой разбойниками, укушенной ядовитой змеёй или подхватить какую-нибудь неизвестную науке, смертельную болезнь. Боялась, как бы во время моего путешествия чего не случилось с Па или с Ма. Глядя, как они исчезают в самолёте, я гадала, увижу ли их когда-нибудь, и чувствовала себя очень одиноко.
Однако уже к обеду, после того как мы с Ларри отмахали сорок миль по ухабистой грунтовке, ведущей на северо-восток от аэропорта к Сантандеру, сильная боль в пояснице и коленях затмила тоску и тревогу по поводу гипотетических опасностей. Это было жестокое наказание, которое наложили на нас наши тела через четыре часа интенсивной нагрузки после месяца ленивого бездействия. Пристрастившись к сладкой жизни, они горько жаловались на то, что мы опять заставляем их трудиться.
К несчастью, у нас осталось только четыре с половиной дня на дорогу до Сантандера, портового города на побережье Атлантики, где-то в трёхстах сорока милях от Сантьяго-де-Компостела: нам хотелось морем добраться до южного побережья Англии, пока не вступили в силу летние расценки на билеты. Итак, нам нужно было ежедневно делать семьдесят миль по грунтовой дороге, изрытой колеями и усеянной выбоинами, борясь при этом с прибрежными кручами. Наши изнеженные колени и зады изрядно претерпели за эти четыре с половиной дня. Временами я сомневалась, доберёмся ли мы до Сантандера вообще. Но вот мы достигли цели, тютелька в тютельку,— за сорок пять минут до взлёта цен мы вкатили в здание морского вокзала и взяли два билета до Плимута.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
БРИТАНСКИЕ ОСТРОВА
В голосе Кэри слышались какие-то странные нотки, выдававшие нечто большее, чем просто недоумение или недовольство. Точнее было бы сказать, он цедил слова с интонацией: «поверить-не-могу-что-я-ввязался-в-это-дело». Так было на следующее утро после первого дня его велосипедного путешествия по Шотландии, который к тому же оказался для Кэри первым днём путешествия где бы то ни было. Он уселся возле палатки в чистом поле в Калроссе, под Эдинбургом, и собирался отведать свой первый дорожный завтрак.
«Так, в чае — муха. В яичнице — комарики. В тарелку с тостами заползает слизень. Кругом коровий навоз и овечий помёт!»
Спустя двенадцать часов, добравшись до Лох-Ломонда, мы втроём ставили палатки под проливным дождём. А до того, в часе езды до кемпинга, с первыми каплями дождя Кэри уже спешил к обочине дороги.
— Ребята, на меня вроде бы капнуло. Дождь начинается, поэтому нам бы лучше разбить лагерь прямо сейчас.
— Кэри, до кемпинга осталось каких-нибудь пять миль,— возразил Ларри своему лучшему другу.
— Ага, но ведь идёт дождь! Мы же не можем ехать под ливнем! — Кэри взглянул на нас так, будто мы оба ополоумели.
Бедный, неискушённый Кэри, подумала я, когда, оглянувшись назад, увидела, как он стоит и дрожит у дороги. Он-то и не подозревал, что ему уготовано. Разумеется, мы предупреждали его о дождях, когда звонили ему из Ирландии, чтобы окончательно договориться о встрече в Шотландии. Но, как и мы сами, Кэри был истинным южным калифорнийцем; он, право же, не поверил, что придётся немало проехать под проливным дождём. «Я буду в Шотландии в августе, в самом конце лета; какие там дожди»,— успокаивал он себя. Словом, Кэри смотрел на Шотландию с её осадками точно так же, как я некогда на Орегон...
В тот день, когда Кэри на всех парах нёсся в Сан-Франциско, чтобы поспеть к самолёту, в его родном городке Пасо-Роблес стояла стопятиградусная жара. Он прилетел в Эдинбург с пятидолларовым пластиковым «курточно-брючным ансамблем от Вульворта», который был ему явно маловат, и нейлоновой палаткой без непромокаемого откидного полога. Он и не думал, что на восемнадцать дней его пребывания в Шотландии придётся тринадцать дождливых.
— Кэри, возможно, в Шотландии частенько будут поливать дожди. Но если мы станем всякий раз останавливаться и бросаться ставить лагерь, то мы никогда никуда не попадём. Понимаю, тебе никогда раньше не приходилось ездить под дождём, но через некоторое время ты привыкнешь. Думаешь, зачем мы рвёмся в кемпинг? Да чтобы в конце дня постоять под горячим душем,— объяснял Ларри, надеясь уломать Кэри.