Миллионерша на выданье
Шрифт:
В банкетный зал, я спускалась уже с царственной осанкой и взглядом упомянутой ранее акулы. Ничего не испортит моего хорошего настроения. Даже собственная подготовка к празднованию юбилейной даты. Столы были накрыты по высшему разряду. Именно так, как мы и обговаривали. Убранство комнаты, тоже начинало походить на задумки дизайнеров и я с радостью перевела дыхание. Не все так ужасно, как было в первый день.
На мой суд, были представлены все местные изыски и деликатесы. Большую часть, я и так уже пробовала и хотела с чистой совестью отказаться от дигустирования, но что тут началось и говорить страшно. Словно, они не мой день рождение готовят,
В номер, я возвращалась уже поздним вечером, когда живот сводило от всего количества впихнутого в него насильно. Я столько за месяц наверное не съедаю, сколько в меня за один день засунули садисты повара. Видите ли, я должна прочувствовать каждое блюда. Да меня, под конец от всего просто воротило!
Собственный номер, встретил меня полумраком и тишиной. Не уже ли Таймон еще не вернулся, и у меня есть пара минут переварить все произошедшее внизу, прежде чем отвечать на его письмо. Не включать свет, оказалось моей самой фатальной ошибкой. Это, я поняла, споткнувшись о валяющуюся на полу женскую туфлю. В голову мгновенно забрались самые страшные мысли… Туфля была точно не моя. У меня размер поменьше будет.
До собственной комнаты, шла как в тумане. В голове было пусто и сквозил ветер. Гардеробная, порадовала еще одним сюрпризом, в виде розового чемодана. Ни у меня, ни у него, такого точно не было, а значит, нас кто-то посетил. Дверь в гостевую комнату, открывала с осторожностью и страхам.
Лучше бы я и дальше сидела в ресторане. На коленях Таймона лежала темноволосая женская макушка и о чем-то ему вещала. Он же, осторожно перебирал длинные пряди пальцами и смеялся. К горлу, подступил удушающий ком тошноты.
— Козел, — это единственно, на что меня хватило.
Глава 11
В себя, я пришла только на краю пристани, когда ледяные капли воды осели на лице, а тонкая одежда промокла насквозь. Вот почему все так несправедливо и неправильно? Зачем, зачем, вот зачем? Для чего надо было разыгрывать весь этот спектакль? Он надеялся, что я никогда не узнаю про его интрижки на стороне? Или, до самой старости бегал бы между двумя. Одна для выгоды, вторая для души? Так что ли получается?
Как же я в очередной раз ошиблась. Зарекалась не доверять мужикам, и что в итоге получила? Влюбилась, как ребенок, в обаятельного мерзавца, у которого вторая есть, а может и еще пяток в запасе. Была бы тут маменька, она сказала бы, что кретинизм в запущенной стадии не лечится. И если я не переболела им в подростковом возрасте, лечить меня уже поздно — не поможет ни одно лекарство во всей галактике.
Вечерний воздух заполз под мокрую футболку и я поежилась. Сейчас, я переживала не столько от ощущений, сколько от собственных эмоций, бушующих ураганом внутри глупого сердца, что трепетало израненной птичкой. Опять оно подвело мой холодный расчет и разум.
Стоило очередной партии мелких брызг осесть на лице, как сдерживаемая в душе буря вырвалась наружу. Присев на корточки, обняла себя руками и горько разрыдалась. От осознания всей безвыходности ситуации, как бы я не храбрилась, но нередко ловила себя на мысли, что мне действительно скоро тридцать, а я одинока.
Многие
Что там говорить, я сама, вся такая правильная в Вахасе, на деле, ничем не лучше тех же самых однодневных пустышек. Красивая картинка, умелой постановки. На мне зарабатывают, и пока я смогу дать семье прибыль, обо мне помнят. Не уверена, что отец знает, какие цветы я люблю, а мама представляет, какой парфюм покупаю. Может, я сама в этом виновата, отгородившись ото всех, но терпеть, у меня не осталось сил. Слишком больно было смотреть на маму, и понимать, что она не моя.
Я — самый огромный секрет собственных родителей. Выращенная в пробирке, незаконная форма жизни. Такую характеристику, я нечаянно вычитала в собственной медицинской карте, в самой дорогой клинике галактики. Как оказалось, отец не может иметь детей, и чтобы не прерывать ветвь, они пошли на отчаянный шаг и заказали ребенка из пробирки. И вот, мне скоро тридцать — существо, у которого идеальный набор генов от обоих родителей, и нет наследственных признаков.
Врачи, словно конструктор, меня собрали и смоделировали, именно такой — идеально-дорогой блондинкой.
Тем самым, безумно редким призом, за который будут бороться лучшие из лучших. Только, папа просчитался, внося коррективы по моим умственным настройкам. Я оказалась идеальной дочерью семьи Бишкар — умная до неприличия красотка, с завышенной самооценкой.
Только благодаря этому, ни у кого, никогда не возникало подозрений, что меня не мама выносила. Мне же, от этого легче не становилось. У идеального ребенка из пробирки, обнаружился только один недостаток. Слишком редкая группа для сочетания с остальными людьми. Я фактически не могла быть донором. Из этого, следовал еще один более трагичный факт — беременность тоже могла наступить только от идеально подобранного по генотипу партнера. Фактически, единственным доступным для меня вариантом, становился ребенок из клиники искусственного оплодотворения.
Вот с момента объявления этой новости, отношения в семье и пошли коту под хвост. Нет, мне не рассказали, о факте моего рождения, но родители загорелись идеей найти для меня идеального мужа и потребовать внуков. Всех знакомых и богатеньких буратин, пересмотрели в первый же квартал. Не подошел ни один из этих индюков напыщенных. За десяток лет, родные окончательно отчаялись и смиренно стали ждать моего тридцатилетия. Клиника уже дожидалась меня, и после собственного праздника, мне останется подписать только пару документов.
И здравствует новая каторга, которая меня ожидает. Ни собственного выбора, ничего. Все это, уже прописано в моем договоре об выходе из семьи Бишкар. Внук, в обмен на мою полную свободу от семьи и всего происходящего в их окружении. С одной стороны, я уговаривала себя, что год — не такая высокая цена, за свободу и возможность больше не видеть прошлое, но с другой — мне было страшно обрекать ребенка на собственную судьбу. Нет, родители никогда не били меня, не отказывали в моих просьбах и всегда прислушивались к моим желанием, только, всегда на первом плане стоял долг перед семьей, а уже потом все остальное.