Миллионы Стрэттон-парка
Шрифт:
– Вот это да! – воскликнул преисполнившийся благоговением Тоби. – А ты не говорил, что так бывает.
– Так бывает только тогда, когда стоишь рядом, – проговорил я.
– Но для жокеев, должно быть, всегда так, – глубокомысленно отметил Эдуард. – Я хочу сказать, этот шум всегда с ними, они никогда с ним не расстаются.
Эдуарду десять лет, это он командовал засадой на дубу. Обманчиво тихенький, именно он задумывался, что было бы, если бы он был грибом, разговаривал с невидимыми друзьями, больше других болел за голодающих детей. Эдуард придумывал для братьев игры в кого-нибудь и читал книгу за книгой, живя интенсивной внутренней жизнью, и был таким же скрытным,
Служащий ипподрома подошел к березовой изгороди со стороны, где приземляются лошади, лопаткой с короткой ручкой поправил сдвинутые с места пучки березовых веток, и препятствие опять сделалось таким же аккуратным, каким было перед первым кругом. Приближалась вторая атака.
Пятеро мальчиков с нетерпением ждали, пока участники скачек завершали второй круг, приближаясь во второй и последний раз к яме, чтобы после нее умчаться к последнему препятствию, а там уже и финиш. Каждый из мальчиков определил, на какую лошадь он ставит, зарегистрировав свою ставку у меня, и, когда все вокруг принялись вопить, подбадривая свою лошадь, мои ребята тоже завопили. Подскакивая от возбуждения, Нил кричал:
– Давай, давай, семерка, давай же, давай, крючок.
Я решил болеть за Ребекку Стрэттон, которая на этот раз соперничала с серой кобылой по кличке Радость Карнавала, оказалось, что она идет второй, чему я немало удивился, потому что никогда еще в жизни мне не удавалось угадывать победителей.
В ту же самую минуту опережавшая ее лошадь сбилась с прямой, и я успел заметить, как от напряжения исказилось лицо жокея, пытавшегося изо всех сил натянуть на себя поводья, спасти положение. Его конь рванулся в прыжке слишком рано и приземлился как раз между линией, отмечавшей начало прыжка, и препятствием. Испуганное животное сбросило жокея и метнулось в сторону, пересекая дорогу не только Радости Карнавала, но и всем остальным лошадям.
При скорости тридцать миль в час все происходит очень быстро. Не видя перед собой дорожки, Радость Карнавала попыталась перепрыгнуть не только препятствие, но еще и оказавшуюся на пути лошадь. Копыта серой кобылы врезались в круп сбившейся лошади, и та с намета грохнулась грудью о препятствие. Не ожидавший такого поворота жокей, скакавший на Радости Карнавала, катапультировался из седла и, перелетев через заграждение, покатился по траве. Радость Карнавала, столкнувшись с препятствием, ткнулась головой о заграждение и, совершив сальто-мортале, тяжело упала на бок. Теперь она растянулась на дерне и, пытаясь встать на ноги, извивалась всем телом и молотила копытами по воздуху.
Остальные участники скачки, некоторые из которых попробовали остановиться, некоторые не успели заметить происшедшей впереди свалки, другие попытались объехать ее – но все вместе только довершили катастрофу, как столкнувшиеся в тумане автомашины. Одна из лошадей разогналась так быстро и так поздно увидела эту кучу-малу, что спасения уже не было, и ей не оставалось ничего другого, как попытаться соскочить с дорожки через ближайшее к ней ограждение.
Ограждения были установлены с каждой стороны препятствия именно для того, чтобы помешать лошадям в последний момент повернуть от него, и были достаточно высокими, и перепрыгнуть через них было невозможно. Поэтому любая попытка лошади отвернуть от препятствия и перемахнуть через ограждение неизбежно кончалась несчастьем, хотя и не таким уж страшным, как в прежние времена, когда ограждения были деревянными, легко ломались под тяжестью лошади, а щепки вонзались в ее бока. В Стрэттон-Парке ограждения, как это
Минуту назад бывший красивым зрелищем бег в пять секунд превратился в кровавую баню. Краем глаза я уловил, что по другую сторону препятствия кувыркнулись еще три лошади и их жокеи либо лежат на земле и не шевелятся, либо поднимаются на ноги, ругаясь на чем свет стоит, но меня интересовала только горсточка раскиданных лошадью зрителей, и должен к своему стыду признаться, что я главным образом пересчитывал по пальцам фигурки в синих анораках и чуть не умер от радости, убедившись, что все пятеро живы и здоровы. С написанным на их физиономиях можно было справиться и потом.
Элан, от рождения лишенный ощущения опасности, вдруг нырнул под перила ограды и выбежал на дорожку, чтобы помочь упавшим жокеям.
Я закричал, чтобы он сейчас же вернулся назад, но стоял такой гвалт, что, видя, как по дорожке мечутся обезумевшие кони, я сам подлез под ограду, чтобы поскорее собрать детей под свое крыло. Нил, малыш Нил, вцепившись в мои брюки, не отставал от меня ни на шаг.
Боясь, как бы чего не стряслось с ними, я подхватил его на руки и бросился за Эланом, который, казалось, не замечал мелькавших в воздухе смертоносных копыт Радости Карнавала, изо всех своих маленьких сил стараясь помочь оглушенной Ребекке Стрэттон подняться на ноги. К своему ужасу, я увидел, что на дорожку выскочил еще и Кристофер, тоже спешивший помочь ей.
Полностью придя в себя, Ребекка Стрэттон грубо отмахнулась от старавшихся помочь ей маленьких ручонок и, не обращаясь ни к кому определенному, грубо рявкнула:
– Уберите от меня этих щенков. Еще чего не хватало, я сама, что ли, не справлюсь?
Разъяренная Ребекка Стрэттон направилась к жокею, чья лошадь спровоцировала всю эту бучу, и во весь голос высказала ему все то нелицеприятное, что она о нем думает. У нее сжимались и разжимались кулаки, словно, дай ей волю, она бы придушила его.
Как и следовало ожидать, мои щенки немедленно невзлюбили ее. Я постарался поскорее увести ребят, оскорбленных в своих лучших чувствах, подальше от скаковой дорожки и новых осложнений, но, проходя мимо леди-жокея, Нил очень неожиданно и очень отчетливо произнес:
– Сонная тетеря.
– Что?
Голова Ребекки Стрэттон как заведенная стремительно повернулась в его сторону. Я подтолкнул моего малыша, и мы быстренько прошмыгнули дальше, но она скорее всего была просто ошарашена неожиданной репликой и не собиралась растрачивать свой заряд ярости на кого-либо другого, кроме несчастного простофили-жокея.
Тоби и Эдуард даже не посмотрели на нее, все их внимание занимали повергнутые на землю зрители, двое из которых, похоже, получили серьезные повреждения. Кто-то плакал, кто-то находился в шоке, кто-то начинал выражать свои чувства. Откуда-то издалека доносились радостные возгласы. Одна из лошадей, которая обогнула столпотворение, дошла до финиша и выиграла заезд.
Как и на большинстве других ипподромов, за участниками бегов по всему треку следовала «скорая помощь», двигаясь по внутреннему кругу вдоль дорожки, так что в любой момент медики оказывались под рукой. Служащие ипподрома развернули два флага, красный с белым и оранжевый, и стали размахивать ими, подавая сигнал врачу и ветеринару в машине, находившейся в самой середине круга, что требуется их неотложное вмешательство.