Милосердие
Шрифт:
— Я не так сказал, — прошептал он, впиваясь губами в её шею. — Прости меня Прости меня. Ты сводишь меня с ума.
— Нельзя так решать проблемы, Гарри, — воскликнула она. Правда слова расходились с действиями. Она уже откинула назад голову и хватала ртом воздух, да и дрожь по телу выдала все её чувства. — И как вообще можно ревновать к Рону? Кормак Маклагген тоже пялился на меня.
— Значит ты заметила? — спросил Гарри не отрываясь от её тела и сжав зубами сосок, а затем приподнял Гермиону над полом. Она сразу закинула ему ноги за
— Конечно, я же не совсем дура, — прошептала она, уже теряя нить разговора. Совсем это произошло когда её бельё внезапно исчезло, а между ног уже чувствовалась плоть, твёрдая и горячая как раскалённый металл.
— Гарри подожди, — вскрикнула Гермиона и направила на проход палочку. Она взмахнула ею, затворяя двери и накладывая вокруг них звуконепроницаемый барьер. — Твоя ревность беспочвенна. Я никогда не давала тебе повода, — продолжала говорить она, бросив палочку на свою сумку, давно валяющуюся под ногами Гарри, и взяла его лицо в ладони.
— Либо я раньше не замечал, либо они стали иначе на тебя смотреть, — попытался оправдаться он.
— Иначе. Конечно иначе, потому что я твоя, — последние слова утонули в стоне Гермионы и рычании «Моя», потому как Гарри начал плавное проникновение в удовольствие, что таилось у каждой девушки между ног.
И они ещё будут долго разговаривать о ревности Гарри, о взрывоопасном характере Гермионы, но то возбуждение, что вспыхнуло в них, подобно извергающемуся вулкану, снесло все возможности для полноценной ссоры.
В воскресенье с самого утра, почти прожевав свой последний тост, Гарри увидел, как возле него на стол, опрокидывая кубки с напитками, приземлилась весьма интересная сова. Её оперение было рыжим, но с большой долей золотистых вкраплений. Она протянула свою лапку так, как будто делала величайшее одолжение. Гарри, усмехаясь, снял записку, а Гермиона завороженно смотрела на птицу. Почтальон снисходительно дала себя погладить, и Гермиона нежно провела пальцами вдоль рыжих пёрышек и угостила сову кусочком бекона.
— Что там? — нетерпеливо пробурчал Рон, отодвигая тарелку с недоеденным омлетом и наблюдая за улетающей сверхважной птицей. После вступления в команду по квиддичу он стал на удивление мало есть, чтобы, как он сам говорил, держать фигуру в тонусе.
Вместо ответа Гарри качнул головой в сторону слизеринского стола, а затем встал, дождался пока поднимется Гермиона и поспешил к выходу. За ними помчался и Рон.
— Во сколько? — снова спросил он, и Гарри передал ему записку.
— Давай я пойду с тобой, — уже в который раз потребовала Гермиона. — Меня никто не увидит, а ты можешь…
— Нет, — безапелляционно перебил Гарри, продолжая двигаться в сторону выхода из замка.
Гермиона насупилась, но ничего не ответила, перебирая в голове аргументы, и вдруг воскликнула:
— Тогда Рон! Рон, ты должен пойти с ним.
Рон если и хотел что-то возразить, то не стал этого делать, подтверждая свое согласие.
— Да,
— Я всегда права, — заявила Гермиона и не посмотрела на Гарри, когда он попытался поймать её взгляд.
Друзья несколько минут шли молча. Они остановились у ворот замка и Гарри без слов попросил Рона немного отойти. Тот послушно сделал два шага в сторону. Гарри дёрнул обиженную Гермиону за руку, привлекая внимание.
— Да прекрати это, — сказал он. — Если случится бой, я буду думать не о враге, а о том, как тебя спасти.
— Знаю, — процедила Гермиона сквозь сжатые зубы. — И всё равно. Я всегда была с вами!
— Но никогда не была так дорога.
Эти слова, такие простые в своём значении, проникли Гермионе в самую душу и она покорно кивнув, подняла взгляд.
— Просто будь осторожен, — сказала она, вложив в его руку какой-то шарик, оказавшийся обычным камнем, которые они вчера кидали в чёрное озеро, после того, как целовались на его берегу до потери пульса. — Портал, — шепнула она ему на ухо.
Гарри кивнул, подавляя в себе желание тут же повалить Гермиону на землю и задрать юбку. Он мягко поцеловал её в губы и двинулся с Роном в сторону Хогсмида, сжимая в руке тёплый камень.
Гарри наложил на себя дезиллюминационное заклинание, а Рон сразу укрылся мантией, чтобы никто не видел двух подростков входящих в деревню. Они направились по дороге к таверне «Кабанья голова», утреннее солнце, как будто специально, озаряло её крышу, тогда как остальные здания ещё находились в относительной тени. Лёгкая прохлада уже коснулась земли и Гарри почувствовал, как на руках заледенели пальцы. Хотя возможно это страх так на него действовал.
Они подошли ко входу в таверну и Гарри дёрнул Рона, который хотел открыть двери.
— Погоди, — прошептал он. — Дождёмся кого-нибудь.
Ждать пришлось почти пятнадцать минут. Но вот, наконец, к таверне приблизился Теодор Нотт, всё время озираясь по сторонам и держа руки в карманах. Он посмотрел прямо туда, где стоял Гарри, снова убеждая его в ненадежности дезиллюминационного заклинания.
Губы Нотта исказила ухмылка и он специально придержал дверь открытой подольше, чтобы Гарри с Роном смогли протиснуться внутрь, впрочем, про Рона Нотт знать не мог.
Гарри зашёл и осмотрелся. В таверне было пусто, если не считать какого-то пьянчужки, сгорбившегося в углу возле мутного окна, и неопрятного на вид длиннобородого бармена. Гарри не мог вспомнить его имени. Столы были грязные, как и та тряпка которой бармен протирал стаканы. В стороне обнаружилась лестница, ведущая на второй этаж.
Гарри прошёл вперёд, и сел за стол недалеко от Нотта. Он вперился взглядом в мутное окно, сквозь которое еле пробивались солнечные лучи, в которых плясали частицы пыли. Куда сел Рон Гарри не знал, но надеялся, что недалеко.