Милый друг Ариэль
Шрифт:
— Ничего подобного. Он просто сильный человек. И доказательство — ваши нынешние беды, а значит, и его тоже. Когда эти крутые мужчины оказываются на вершине славы, они не прыгают от счастья. Когда судьба сбрасывает их вниз, они не хнычут и не прячутся в темном углу. Они мужественно переносят несчастье, спасают все, что можно спасти, ждут, не смиряясь перед судьбой, а дождавшись конца грозы, возносятся на прежнюю высоту.
Я и не сомневалась, что Дармон стойко выдерживает удары судьбы. Но услышав, как она вещает об этом с трагической дрожью в голосе, мгновенно все поняла. И ответила без всяких церемоний:
— Ну хватит притворства. Это он вас сюда прислал. Давайте говорите, что он велел мне передать.
Я сказала это мягко, с насмешливым прищуром, но она не ожидала от меня такой проницательности и буквально остолбенела,
— Вот таковы мы, звезды, — нас все любят. Даже господь Бог и тот нуждается в колоколах.
Это изречение вернуло ей уверенность в себе, и она под предлогом нехватки времени пошла напролом. Александр Дармон и в самом деле дал ей поручение:
— Он хотел передать вам следующее: отрицайте любые отношения с ним, кроме чисто дружеских. Не идите ни на какие компромиссы со следователем. Подозрения — это еще не доказательство вины. Вам нужно только держаться и все отрицать. Александр твердо обещал, что к Рождеству вы отсюда выйдете.
Прекрасно. Она величала его Александром, она говорила с ним обо мне, и единственное послание, что передал мне этот негодяй, сводилось к одной фразе: «Держи язык за зубами!» Меня как громом поразило. То ли он был безмерно уверен во мне, то ли в себе самом. Но в обоих случаях он крупно рисковал. Однако я оставила эти соображения при себе, свидание закончилось, Коринна обняла меня, пригладила рукой мою растрепанную объятием шевелюру, а потом вынула из сумки великолепную щетку для волос, которую и вручила мне в подарок. Как истинная профессионалка, она выполнила порученную миссию, причем выполнила до конца, спросив, что передать Александру. Я ответила с металлом в голосе:
— Ничего. Ни единого слова. Если он пожелает узнать конец этой истории, пусть читает газеты.
Не прошло и часа, как вся тюрьма уже знала о приезде Герье. Теперь меня и других заключенных разделяла бездонная пропасть. Даже надзирательницы и те перестали бросать на меня злобные взгляды сук, охраняющих свое потомство. Я тут же была избавлена от мелких ежедневных унижений. Но, по правде сказать, мне и в голову не пришло воспользоваться своей победой. Вместо того чтобы откровенно высказать этим овчаркам все мои чувства по поводу их тюрьмы, я надела намордник и начала изображать примерную заключенную, которая смирилась со здешними порядками. И это мудрое поведение принесло свои плоды. Спустя несколько дней, когда я забыла купить туалетную бумагу и попросила ее у надзирательницы, мне вручили, вместо «щедрых» четырех листочков на двоих на два дня целый рулон. Даже Маривонша обо мне забыла. Но не Лекорр.
Однажды утром, на рассвете, чей-то голос разбудил меня, прокричав: «Дворец правосудия, отъезд через десять минут!» За это время я успела проглотить чашку кофе и подвергнуться обыску по полной программе. Даром что я дружила с великой Герье, мне пришлось раздеться догола, сняв даже трусики. Все эти меры предусмотрены специально, чтобы потрепать вам нервы перед допросом у следователя. Между моментом отъезда и появлением в его кабинете может пройти восемь-девять часов. В этот день меня ждала в «автозаке» троица хищных зверюг, словно вышедших из последнего клипа-страшилки про рэперов. Узкие просветы в перегородке, отделявшей женщин от мужчин, не позволяли им разглядеть меня, но не мешали почуять мое присутствие. И уж они оттянулись сполна, поимев меня на словах спереди, сзади, сверху, снизу, один на один, двое и трое на одну. Они ничего не забыли. И все описали в мельчайших подробностях. Я знала, что позже, когда они войдут в кабинет своего следователя, их хвастливый мужской пыл моментально скукожится до нулевой отметки, но сейчас, рядом со мной, эти жалкие мальчишки еще воображали себя крутыми типами. Некогда Александр с высоты своего социалистического гуманизма со снисходительной усмешкой на устах рекомендовал мне не сотрясать понапрасну воздух ради всякой шушеры — этим словом он оплевывал 60 миллионов французов; я вспомнила его совет, и трое дурачков за решеткой в конце концов выдохлись и умолкли. Когда мы подъехали к Сите, я уже вполне пришла в себя и была готова к следующей порции унижений. Ибо после «автозака» арестанта ждет мышеловка — подземелье во дворе, где вас засовывают в крохотную камеру и оставляют томиться на долгие часы, пока следователь размышляет, сидя в ресторане, о чем бы вас порасспросить. В тюрьме вы мало что значите, здесь же вы вообще никто и ничто. Из этого чистилища я всегда выходила в растрепанных чувствах. Но только не в этот раз, спасибо Дармону! Его презрение обожгло меня хуже пощечины. Как он смеет обращаться со мной точно с проституткой, подобранной в баре на Пигаль?! Я не собиралась воспринимать свою жизнь как заранее предрешенное поражение. Прислать ко мне Герьершу и думать при этом, что я затанцую от счастья! Если он вообразил, будто способен выжимать мед из камней, то скоро узнает, как заблуждался. В общем, когда настало время идти к следователю Лекорру, я уже была в полной боевой готовности.
Вопреки обычному своему настрою, мэтр Кола выглядел крайне озабоченным. Мое досье отяготилось новыми фактами. Вдобавок его тревожило еще одно обстоятельство: газеты намекали на то, что Дармон вкладывал наличные деньги на свой счет в «Сосьете Женераль». Это новое обвинение очень беспокоило его. Он рассчитывал, что я представлю ему доказательство обратного, но в мои намерения это не входило. В сущности, сейчас мои воспоминания составляли мой единственный реальный капитал. И никто другой, кроме меня, не должен был копаться в них. Я вежливо высказала ему это соображение, и поскольку он обожает разыгрывать тонкого ценителя остроумия, то притворился, будто ему весело:
— Очень, очень мило. Если я правильно понял, мне придется читать газеты, чтобы узнать конец нашей истории.
Вот тут он сделал промашку: эти слова непреложно доказывали, что он обсуждал мое дело с Александром. Его хитрость дала сбой. Не успел он закончить фразу, как понял, что проговорился, но было уже поздно. Ни он, ни я больше не произнесли ни слова. Внезапно мы оба почувствовали, что нам легче молчать, чем говорить. Погрузившись каждый в свои тайные соображения, мы ждали в тишине вызова Лекорра. На сей раз ожидание было недолгим.
Поразительно, но факт: он встретил нас улыбкой — правда, кривой, одним уголком рта, и явно непривычной для него самого. Он с ходу завел разговор о Сендстере. Меня эти вопросы ничуть не смущали, а мэтра Кола и вовсе утешили. Всякий раз как я обращалась к нему, желая удостовериться, не повредят ли мне в будущем мои ответы, он поощрял меня к сотрудничеству со следователем. Но одна вещь мне казалась подозрительной: Лекорр преследовал какую-то цель, а я не понимала, какую именно. Не понимала до тех пор, пока он не бросил вскользь, что Сендстер часто хвалил меня как «лучшего специалиста по общественным связям фирмы «Пуату». Хорошо зная моего тучного друга Гарри, я выразила удивление: комплименты были не самой сильной его стороной.
— У меня такое впечатление, будто мы с вами говорим о разных людях. Вообще-то, Гарри Сендстер ни во что меня не ставил и относился как к декоративному элементу, не более того.
Тут-то он меня и поймал. Его следующий вопрос был подобен щепотке перца, который с садистской медлительностью сыплют на рану:
— И, видимо, как раз для того, чтобы вознаградить вас за такую незначительную роль, он и открыл вам счет в банке «Сен-Бернар»?
Что именно он пронюхал? Тайна. Что хотел от меня услышать? Вторая тайна. Мне ни в коем случае не следовало говорить слишком много. Мое признание в том, что я получила комиссионные, уговорив министра открыть зеленую улицу фирме «Пуату», вряд ли устроит следователя. В этом случае он будет вынужден передать мое досье в Верховный суд Республики, и газеты тут же забудут его имя. Но и отрицать было тоже глупо. Я молчала, собираясь с мыслями. И наконец решила проявить предупредительность, подкинув ему новый след: