Мимолетности, или Подумаешь, бином Ньютона!

Вильмонт Екатерина Николаевна

– Нельзя потерять то, чего у тебя нет.

– Ты была у меня… И есть… И я не могу тебя потерять… Знаешь, я никогда не верил во все эти разговоры… про любовь… Страсть, да… Привязанность – да. Но любовь… И вдруг настигло. Это иррационально, а я ученый, материалист… человек вполне рациональный… Это не укладывалось в моей дурацкой башке…

– Степан Петрович…

– Подожди… Я совершенно лишился покоя. Я не знаю, что делать.

– И решили обратиться ко мне за советом? Он вдруг поднял на меня глаза, посмотрел очень пристально, медленно отпил глоток, поставил

чашку, встал…

– Кажется, я слишком много говорю…

И вдруг схватил меня, поднял со стула, прижал к себе и начал целовать. Я пыталась отбиваться, но он держал меня мертвой хваткой.

– Пустите, я не хочу, я не хочу.

– Хочешь, еще как хочешь, я знаю, чувствую…

– Значит, так, – сказал он утром. – Я переведусь в Париж, в Институт Пастера, меня приглашали туда, и буду преподавать в Сорбонне, ты переедешь ко мне, я подам на развод. Это долгая история, но это же не важно, правда?

Я молчала. Я сгорала от стыда, но не только. От страсти тоже. Он был самым лучшим мужчиной в моей жизни. И у него могут быть дети. Просто у них с Эрной умер ребенок, еще не родившись, и больше она иметь детей не смогла. А он может… А ведь для женщины так важно иметь детей… Но как же Игорь? Я написала ему, что люблю, а он вернется и что? А издательство? Что я буду делать в Париже? Растить детей…

– Красавица моя, что с тобой? – прошептал он, заметив мое состояние. – Я сегодня абсолютно счастлив, а ты? У тебя совершенно несчастный вид… Тебе было плохо со мной?

– Нет… мне было хорошо, как никогда в жизни…

– И мне… Мы просто созданы друг для друга…

– А мама знает, что ты приехал?

– Нет. Зачем? – пожал он плечами. – Я приехал к тебе. Только к тебе.

Он снова стал целовать меня, и я не могла ему противиться.

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра. У меня дела. Это у вас в России такие каникулы…

Это «у вас в России» слегка меня резануло.

– Но я приеду в начале февраля. Этот год я должен еще доработать на Сицилии, а тем временем мне подыщут квартиру в Париже… И думаю, летом мы уже сможем перебраться и заживем…

– Вкупе и влюбе…

– Что?

– Нет, это так, из редакторской практики…

– Что?

– Одна девочка-редакторша… Это еще в журнале было. Кто-то написал статью, и там было это старинное выражение «вкупе и влюбе», а она не знала и написала «в купе». Смеху было…

– А я тоже не знаю этого выражения.

– Тебе можно, ты не редактор.

– А что оно означает, собственно?

– Ну, что-то вроде «зажили вместе, бок о бок и в любви».

– Надо запомнить… Вкупе и влюбе… Мне нравится. Ты ведь говоришь по-французски?

– Говорю.

– Значит, легко приспособишься.

– А что я там буду делать?

– Любить меня.

– А если надоест?

– Что?

– Только любить тебя?

– Придумается что-то. И ребенка родим, будет чем заняться.

Вдруг зазвонил телефон. Я жутко испугалась.

– Алло!

– Фаинка!

– Да, Сонечка.

– Я тебя разбудила?

– Нет, что ты.

– Фаинка, что за мужик у тебя там вчера нарисовался?

– Да

так, ерунда…

– Фаинка, не темни! Мне это не нравится! Колись!

– Да ну, не о чем говорить… – я сама слышала, до чего фальшиво звучит мой голос.

– Так, он у тебя! Ну ты даешь! С ума сошла?

А Игорь?

Я молчала.

– Я тебе не позволю из-за минутной сексуальной прихоти сломать себе жизнь, а заодно и Игорю. Черт знает что! Ты дура! Набитая дура и к тому же потаскуха! В кои-то веки попался приличный мужик, но стоило ему уехать, как ты тут же спуталась черт-те с кем. У тебя совесть есть? – уже орала Соня.

– Сонечка, родная, все не так…

– А как? Как?

– Я тебе потом объясню.

– Попробуй только не объяснить! Хотя знаю, что это будет детский лепет на лужайке. Ах, он такой… Я так его хотела. Мало ли кто кого в жизни хочет… Ну все, когда этот секс-герой свалит, явишься ко мне, я тебе объясню, что почем!

И она швырнула трубку. Соня редко так на меня орала, может, раза два за всю жизнь.

– Что это было? – усмехнулся Степан.

– Тетка.

– Чего хотела? Нравственности?

– Примерно.

– А мы с тобой жутко безнравственные. Правда?

– Не знаю…

– Ты расстроилась?

– Степа, а ты знаешь, что я собиралась замуж?

– Рассобираешься.

– А знаешь, за кого?

– Понятия не имею. А должен знать?

– Да нет…

– Но ведь теперь ты собираешься за меня?

– Нет.

– Как нет?

– Так… Я не смогу жить в Париже… не смогу бросить издательство…

– Что за чепуха!

– Это не чепуха…

– Но ты же любишь меня… И я тебя… Я готов ради тебя все бросить, а ты…

– Степа, но такие вещи не решают с кондачка…

– То есть тебе нужно время на размышления? Будешь прикидывать, который жених выгоднее? – недобро прищурился он.

– Уходи!

– Что?

– Уходи.

– Прости, прости, я сам не знаю, что несу… Я без тебя не могу… Ты как заноза… И не гони меня… Я завтра уеду, а пока… Я должен быть с тобой… насытиться, впитать в себя, запомнить каждую твою черточку, каждый поворот головы… Знаешь, ты невероятно красива… Невероятно… И когда спишь… Эти ресницы в пол-лица… Эти губы… Я с ума схожу… И твой запах… голова идет кругом… Знаешь, когда в первый раз я взял тебя на руки, я почти не запомнил твоего лица… только запах… Я знаю эти духи, но на тебе они звучат совсем по-другому… Я пьянею от них… Я тогда еще слегка захмелел… И ругал себя последними словами за то, что не назначил тебе свидания… Ты пришла бы, а?

– Пришла бы… наверное… Не знаю…

– А я знаю… Я уверен… Ну, иди ко мне, я с ума схожу…

Он имел надо мной какую-то физическую власть. Стоило ему до меня дотронуться – и я была готова на все… Наваждение какое-то… Только странно, внутри ничего не болело, как в Париже. Пружина не разжалась… Или она разжалась тогда и больше уже не сжималась? А как же Игорь? Господи… Что же мне делать?

Вечером опять позвонила Соня.

– Ну что? Он ушел?

– Нет. Завтра.

– Ого!