Минус ангел
Шрифт:
– Отпуск как раз на то, чтобы нарушать запреты, пока никто не видит, – съехидничал Шеф. – Иначе откуда тогда в природе взялись курортные романы? Хорошо, если ты такой пугливый… шахматы устроят?
– Ага, – произнес Голос, и Шеф извлек из песка как бы заранее спрятанную там доску. Оба мгновенно расставили резные фигуры – Голос, естественно, играл белыми. Дождавшись хода противника, шеф привычно двинул пешку Е2-E4 – и тут же ее потерял.
Наблюдавшая за этой идиллией из гостиничного окна Настя с улыбкой задернула шторы обратно. Подумать только! Шепчутся, чуть ли не обнимаются, бухают вместе. Шахматы достали. Теперь понятно, почему ей ничего не обломилось в тот вечер. Нормальных мужиков почти не осталось, кругом одни эти… Йеэээээээсссссс! Значит, у нее как у женщины далеко еще не все потеряно – надо лишь просто захомутать правильного кавалера. В тот скорбный вечер этому крайне симпатичному чуваку и первоклассная фотомодель бы не подошла – по увиденной в окно ясной причине. А она-то ревела и напилась потом ночью в хлам, как последняя дура.
Пританцовывая под клип поющих в телевизоре Modern Talking, обрадованная Настя начала собираться к выходу на завтрак.
Глава сорок восьмая
Любовь
(понедельник, 9 часов 00 минут)
Ангел в синей суконной форме нудно брюзжал, бренча связкой ключей:
– Ближе чем на десять сантиметров друг к другу не подходить… руками не касаться… ничего не передавать… не целоваться… не обниматься…
– Да слышал уже! – злобно сказал Калашников. – Замучил повторять.
Он был изрядно раздражен тем, что ему пришлось ждать целых четыре часа, пока были подписаны все бумаги на допуск к Алевтине. Потребовались оригинал справки с места работы, отпечатки пальцев и ступней, гипсовый слепок ушной раковины, заполнение печатными буквами двух анкет на арамейском языке (помог царевич Дмитрий), страховка, свидетельство о финансовой состоятельности в Городе, фотографии, чтобы на них крупно были видны глаза, официальное приглашение от представителя Небесной Канцелярии. Анкеты привели Калашникова в полное расстройство чувств, особенно вопросы «собираетесь ли вы въехать на территорию виллы с целью совершения плотского греха» и «участвовали ли вы когда-нибудь в разрушениях офисов Голоса на Земле». Райская бюрократия показала себя во всей красе, и даже Варфоломей, к которому перешли габриэльские полномочия, не смог ничего ускорить. Он лишь лично привез его к вилле, на которой Алексея ждала Алевтина, и тактично сказал, что подождет в колеснице. Малинин же уехал на квартиру – отсыпаться.
Поддавшись ключу, дверь наконец-то отворилась. Держа в дрожащих от нетерпения руках букет с четным количеством роз и сразу утратив всю свою злость и гонор, Калашников робко вошел внутрь большой комнаты, окрашенной в унылый, уже привычный ему бледно-голубой цвет. Этого же цвета были пол и потолок. Окон не наблюдалось. Комната была абсолютно «голой» – разделительная полоса и две привинченных к полу табуретки на разных сторонах создавали убогую видимость меблировки. Снова пробурчав о жестком соблюдении правил, пожилой ангел с лязгом захлопнул дверь. Подняв глаза от разделительной полосы, Калашников замер.
НА ДРУГОМ СТУЛЕ, СМОТРЯ НА НЕГО, СИДЕЛА АЛЕВТИНА.
Сердце Калашникова залило холодом. Алевтина выглядела точь-в-точь, как в тот день, когда он в последнее утро ее жизни на Земле уходил на службу. Грустная, с распущенными волосами, бледная от ночных недосыпов (второй месяц беременности как-никак) и удивительно красивая. Не видя стула, он сел мимо него – прямо на пол, не отрывая глаз от лица Алевтины.
Оба молчали, и от этой тишины им становилось страшно.
– Любовь моя, – сказал Алексей и понял, что ничего не сказал – пропал голос.
– Любовь моя, – повторила Алевтина. – Лешка, нежность моя единственная.
Калашников чувствовал нарастающий в горле комок, на глаза навернулись слезы. Алевтина заплакала – выражение ее лица совершенно не менялось, но из обоих глаз мокрыми дорожками бежали крупные прозрачные капли.
Внезапно тревожная морщинка пересекла ее лоб.
– Лешка, я это уже где-то слышала, – сказала она. – В одном триллере читала. Ты что, специально всю ночь такую фигню зубрил, чтобы меня впечатлить?
– А ты? – извернулся Калашников. – Ведь твоя фраза из той же книги.
– Да, – смутилась Алевтина. – Знаешь, я столько десятков лет представляла себе эту встречу в деталях, тысячу слов тебе говорила – выучила каждое наизусть, наверное, в сердце шипами засело. А увидела тебя – и сразу все забыла. Ты слышишь музыку? Это ведь Рахманинов… наша песня, Леш.
Калашников прислушался – действительно, в ушах звучала тихая, красивая музыка, исполняемая, вероятно, на великолепной антикварной скрипке.
Он резко обернулся.
– Тебе чего здесь надо, козел? – душевно спросил Калашников скрипача, стоящего за спиной. – Иди отсюда, играй где-нибудь в другом месте, а?
– Да, но мне Варфоломей приказал… типа романтика…
– ПОШЕЛ ВОН! – заорал Калашников.
Когда помертвевший от испуга скрипач, не помня себя, вылетел за дверь, он снова встретился глазами с Алевтиной. Поправляя волосы, она улыбалась сквозь слезы, губы ее кривились от сдерживаемого смеха.
– А ты все такой же, Лешка… добрый с людьми… Ты ИХ поймал?
– Кого? – не понял Калашников. – А, этих… ну конечно. Когда я кого-то хоть раз да не ловил? Разумеется, попались как миленькие.
– То-то я смотрю – у тебя лицо все в ссадинах, как обычно, когда ты после работы домой приходил. Эта дурочка меня заставила тебе письмо написать, – тихо смеялась Алевтина. – Смешная такая… думала, ты ради меня расследование бросишь… а я ж тебя знаю… поэтому и написала спокойно.
– Я это понял, – с усмешкой кивнул Калашников. – Аля, да хрен бы с ними, со всеми. Я не хочу об этом говорить. Я их в гробу видал, и плевать, что эта фраза здесь не имеет смысла, слышишь? Я глазам не верю, что тебя вижу.
– И я, – покорно кивнула Алевтина. – Может, это нам снится?
– Возможно, – охотно подтвердил Калашников. – А на самом деле мы обкурились – сидим, едим пирожные с марихуаной в Амстердаме.
Внезапная догадка пронзила его болью. Он с тревогой посмотрел ей в лицо.
– А где… где наш ребенок? Ты же была… ты была на тот момент… ты…
– Да, – прошептала Алевтина. – Души нерожденных детей становятся здесь ангелами, ты разве не знаешь? Он сейчас на Земле, в служебной командировке. Очень хотел приехать, чтобы увидеть тебя, но не смог.