Минус на минус
Шрифт:
Он хмыкнул и забрал мою тарелку. Пригляделся, захватил кусок побольше и отправил в рот. Прожевал, задумался и вынес вердикт:
— Между прочим, довольно вкусно.
Вот только тарелку не отдал, а поставил на свой столик, где уже, между прочим, одна стояла, и, помогая хлебушком, принялся быстро поглощать содержимое. Несколько секунд я мрачно наблюдала, как исчезает мой завтрак. Затем протянула руку и, вызывающе поглядывая на жующего братца, забрала его посудину. Поковырялась палочками, попробовала… а ведь он прав! Это жутко, но съедобно. Со странным привкусом, необычным вкусом и хрустящими добавками, так напоминающими
Первые часов пять лететь было даже интересно. Самолет иногда потряхивало, люди визжали, нервничали, многие просили валерьянку или валокордин. Они, бедняги, еще помнили наш взлет и, судя по лицам некоторых, помнить его будут до гробовой доски. Прямо картинка: священник подойдет к постели умирающего и спросит по своему обыкновению:
— О чем ты жалеешь в этой жизни, сын мой?
Тот из последних сил откроет глаза и просипит в ответ:
— Что не успел передать горячий привет капитану рейса XXYYY…
А вот мне, кстати, пилот понравился. С ним хотя бы не скучно было. К тому же теперь я знала, что, если однажды нам придется улетать от огнедышащей Годзиллы — с этим чуваком мы точно улетим. Ему бы в голливудских блокбастерах сниматься, ну там, где огромный среднемагистральный авиалайнер в последние секунды улетает из горящего аэропорта. Эффектно, красиво: шасси втянул — и свечкой вверх. Я думала, выпрыгнем где-то на орбите. Нет, ну а что? Оттуда уже с парашютом прыгают, чем мы на своем аэробусе хуже? Короче, весело было. Правда, только для меня, но я-то привыкшая к виражам — и не такое на метле выделывала. А вот Алекс вцепился в подлокотники так, что костяшки побелели, и поглядывал на меня с тихим ужасом. Наверное, боялся, что я вот-вот распаникуюсь. Наивный! Да при таких перегрузках это в принципе невозможно: тут не то что кричать — говорить трудно! Желудок сжимается комочком и подступает к горлу, в глазах темнеет, в ушах гнусно скрипит — какие слезы?! Сидишь себе тихонько и молишься!
Слава богу, это хотя бы недолго продолжалось. По моим ощущениям, минут семь, а потом самолет резко перешел в горизонтальное положение и полетел по прямой. Очередь в туалет тут же выстроилась по всей длине коридора. Похоже, народ здорово переволновался. Кто-то называл летчика бывшим военным, налетавшем часы на «харриере», кто-то просто редкостным дебилом. Я радовалась как дитя, издевательски шептала Алексу в ухо:
— Пускай дядя повторит катапульту! — и представляла, как мы будем садиться.
Кстати, не зря представляла, ибо это тоже было круто. Мы не пошли на посадку — мы рухнули вниз с твердым намерением пропахать гузном целину. Алекс прохрипел:
— Твою ж мать! — и больше до самой земли рот не открывал.
Но пилот оказался действительно опытным. И самолет крепким — не развалился по дороге. Мы красиво бухнулись на шасси, шустро прокатились по посадочной полосе и четко пришвартовались к «рукаву» аэропорта. Мгновение в салоне стояла тишина, а потом она взорвалась шумом аплодисментов. Никто не жаловался, никто не плакал и не возмущался. Все были тупо рады, что остались в живых. И клялись себе вслух, что больше никогда, ни за что не воспользуются услугами этой авиакомпании.
Учитывая разницу во времени, когда мы прошли
— Не успеем… Не успеем! Надо было на метле лететь! — бормотала вполголоса. Ну да! Я — патологическая зануда, повернутая на пунктуальности, сама знаю. И ему вовсе не нужно было это повторять! А еще целовать, чтобы рот закрыть! То есть я-то как раз особо не возражала, но водитель в зеркало заднего вида уже косился! Поберегли бы психику новых сограждан: в Китае девушки на людях (если, конечно, верить тем скромным познаниям, которые я успела почерпнуть из Интернета перед вылетом) чем-то напоминают пугливых колибри. Они скромные, тихие и почти незаметные рядом со своими мужчинами. Их нельзя хватать за руки и целовать без предупреждения, да еще на глазах у посторонних!
Короче, пока до вокзала доехали, Алекс окончательно испортил мне репутацию. Я выскочила из машины красная, как вареная креветка, с такими же выпученными глазами и когтистыми лапками, прижатыми к груди, и заявила, что раз он такой паразит, то пускай теперь тащит мой рюкзак. А в результате на меня его надели почти силой, еще и по заднице хлопнули, для придания ускорения. Так что в поезде мы не разговаривали. И сидели отдельно: я — в обществе пожилой семейной пары из Пекина, Алекс (зараза!) рядом с близняшками из Дандона. Девчонкам было лет по шестнадцать, и даже невооруженным взглядом было понятно, что от моего заклинателя они в полном восторге. Я скрипела зубами, бросала на троицу гневные взгляды и мысленно обещала Алексу все кары небесные, начиная с кастрации.
В результате мечты о мести так увлекли, что я едва не проехала нашу остановку. Спохватилась, только когда Алекс вдруг образовался перед самым носом.
— Что? — подняла на него ехидный взгляд. — Извиняться пришел?
— Да нет, — пожал плечами гаденыш. — Уточнить: желает ли девушка остаться в Китае или предпочтет ознакомиться с красотами Северной Кореи?
— Ты о чем вообще? — буркнула, гневно выделяя каждое слово.
Алекс хмыкнул и кивнул в окно:
— Мы в Дандоне. Остановка пятнадцать минут. Выходить собираешься?
Я покосилась на пейзаж, хорошо освещенный фонарями: поезд действительно стоял. Чувствуя себя полной дурой, вскочила, подхватила рюкзак с соседнего места и уже хотела было извиниться перед Алексом (ну, как-нибудь скромненько выразить свою признательность за то, что не дал уехать в Пхеньян), когда заметила в тамбуре знакомые лица и прикусила язык. Близняшки никуда не делись. Весело хихикая, они поглядывали на парня и явно ждали от него каких-то действий.
— У тебя шнурок развязался, — указал Алекс на мои ботинки и протянул руку. — Давай рюкзак подержу…
— Не надо! — рыкнула, забрасывая сумку на плечо и пулей устремляясь к выходу. Локтями растолкала китайских школьниц, выпрыгнула на платформу, сложила руки на груди и мрачно уставилась на здание вокзала. Куда бежать дальше, просто не знала: город-то незнакомый, а я даже названия отеля, где Шурик нам номера забронировал, не могла вспомнить. Сам он, кстати, вышел чуть погодя. Подозвал близняшек, поговорил с ними о чем-то, поржал, забрал салфетки с номерами телефонов и наконец вернулся ко мне.