Минус сорок два

Истина односложна и такова:

боль – лишь самый легкий способ найти слова,

раз в три года нужно себя пересобирать,

вот опять.

Я не знаю, как это случилось, произошло:

открываю глаза – а ночью белым-бело,

и со станции, стоя над рельсами на краю,

Александр Невский очесывает чешую.

По спине реки с подворотом стелясь вот так,

петербургский туман замыкает во мне контакт.

Тикай,

Утром будет звонок

или взрыв.

невозможно идти апрелем школьным двором

неизменно кажешься зеркалом самой гром

кой девочки с неуместной яркой помадой

и какой-то хлыщ с драматической челкой рядом

в кабинете труда недошитые юбки

мама тебе разрешает татуировки

летом покрашусь в какой-нибудь синий цвет

ты идешь на свой выпускной а я на свой нет

невозможно идти апрелем но хорошо

память выудит запахи но и подменит факты

выбор сложен – писать об этом стишок

или пост вконтакте

#тучныенулевые

Автобус шел междугородным рейсом,

старик пакет не выпускал из рук,

и телевизор над шоферским креслом

показывал "Бандитский Петербург";

подросток демонстрировал способность

занять проход протянутой ногой,

и человек качал себе рингтоны,

и слушал плеер человек другой.

Ночь наполнялась ломотой, и гулом,

и светом обгоняющих корыт.

В открытое окно пока что дуло,

но был и тот, кто силился закрыть.

как ложился парус на дно морское в песок, становясь песком

как песок говорил ему – не лежи так больше ни с кем, ни в ком

выходил из песка песок, а из паруса мокрая белая нить

воду лить

как ложилась радость на боль, превращаясь в даты и календари

где январь – снегири, а апрель – пузыри, а июль навсегда горит

все, о чем когда-то было так страшно и думать, и говорить

станет даты и календари

как ложился ты рядом, не ведая края, времени и стыда

кто мы все, если не вода с песком, не песок и морская вода

и когда просыпаешься через край, потому что не видно края —

просыпаюсь

Август узок, август не налезает,

никуда не ходи и гляди в окно,

как над домом женщина нависает

то ли в дачном плаще, то ли в кимоно,

на газоне грачиные диагонали

топчет мокрой ногой, что ни шаг – то вздох.

Обещает, что после титров в финале –

только мытый гриб, только мятый мох.

Стоит на несколько дней отлучиться из города,

и район немедленно запускает мутацию,

и асфальт щетинится частой иглой оранжевой,

во дворе вздымаются, ходят шугой дорожки,

круглосуточное ИП обновляет вывеску

или вовсе сворачивается и съезжает.

Это древние всё, фольклорные механизмы:

не узнает купец двора своего богатого,

не узнает солдат отца своего и матери,

не узнает умник Иван обещанной девицы

и отдаст, не тоскуя, чего он не знает дома,

справедливому духу леса с хорошей памятью.

Возвращаешься – прячутся асфальтоукладчики,

запаковываются в землю новые трубы,

прикрываются пылью "Продукты 24"

и по-новому перевивается двор шиповником.

Но в кармане поёт мельхиор громче и мажорней,

Значит, ты на своей дорожке,

своём месте.

Самое сложное во взрослой жизни – не съём угла,

не бюджетирование холодильника,

а выставлять будильник на шесть утра

и самому себя отводить в поликлинику.

Дождавшиеся вечера уходят

домой, гулять, в инстанции и гости,

несут с собой обиды, документы,

не самые дешёвые сосиски,

Абрау-Дюрсо в подарочном пакете

и пьют американо выносной.

Дождавшиеся вечера шагают

в свой дом и в свой замок свой ключ вставляют —

но ни один из связки не подходит,

и начинается другая жизнь.

И когда мы станем не люди – бетонные плиты

с нитевидным и выгнутым металлическим пульсом,

станем проходными, зелёной эмалью облитыми,

турникетами, не умеющими повернуться,

вот когда мы станем никем, то есть всеми ими

(заводские заваренные ворота, расквашенная дорога),

я и в бетоне продолжу выкрашивать твоё имя,

хрусткое, разламы-ва-е-мо-е на три слога.

Изучая мир от штолен до колоколен,

Конец ознакомительного фрагмента.