Мир без милосердия
Шрифт:
Стайкой команда потянулась за «доджем», которым правил Оскар.
— Мы минут на двадцать, размяться! — уже издали прокричал Роже. — А ты, Макака, позаботься о завтраке! Если есть как спать будем, того и гляди с голоду ноги протянем!
Они укатили, а Жаки уселся в уголке и закурил. Хотелось, чтобы ни у кого не нашлось претензий. И он не смог скрыть своей радости, когда, вернувшись, все спокойно поставили машины и никто не потребовал переделок. Шумной толпой побрели в столовую. С Жаки остался только Роже.
— Может, Макака, мне шатуны
Жаки замер от неожиданности.
— Никак лишняя силенка осталась? — ворчливо вопросом на вопрос ответил Жаки.
Посмотрев в глаза Роже, решил не добавлять «боишься?». Вместо этого сказал:
— Первый этап равнинный... Надо ли? Гонка долгая — целых четырнадцать дней. Накрутишься еще... — И чтобы уйти от спора, сменил тему: — «Технички»-то будут общие или свои?
— Свои... Оскар за рулем, и ты рядом. Идеальная пара. Только не спешите — дороги неизвестные. Итальянцы выступали здесь в прошлом году... Говорят, много гравия... А вы с Оскаром на этапе будто на прогулке...
Роже ворчал зря. Это был отличный экипаж машины обслуживания. Оскар вел «техничку» классно. И Жаки, высунувшись из окна, мог быть уверен, что не потеряет головы, ударившись о ближайший телеграфный столб.
Завтракать Жаки отправлялся самым последним. Выйдя из гаража и обогнув серый блок служебных построек, он увидел непонятное зрелище. Крокодил в полной форме стоял перед каким-то странным сооружением, напоминавшим мостик через несуществующую речку. Седой красавчик в длинной замшевой куртке, отчаянно жестикулируя, что-то объяснял Роже. Тот слушал безразлично, даже не кивая в ответ. Он жевал резинку, и казалось, что долбит красавчика нижней челюстью прямо в темечко.
Потом Роже сделал плавный круг и въехал на мостик. И только тогда Жаки заметил лежавшего человека. Вернее, торчавшие из-под свежеструганных досок ноги в таких же ярко-желтых ботинках. И Жаки догадался, что идет съемка: под мостиком стрекотала камера, снимавшая наезд на объектив. Жаки уже видел однажды такие штучки. Кажется, на прошлом «Тур Италии».
Роже развернулся и вновь взлетел наверх.
— Не упади! — крикнул ему Жаки. — Убьешься — вот смеху в Европе будет!..
Вокруг захихикали. И Жаки уже забыл о завтраке. Он подлез под толстое стекло, проложенное в центре мостика, и начал давать указания оператору.
— Эй! — крикнул тот режиссеру. — Уберите этого французского попугая! Или мне придется здесь лежать до вечера!
— Сам ты попугаи! — обиделся Жаки. — Ты еще в своей жизни не потратил и первых двух франков на кино, когда я уже видел, как снимаются такие штучки!
Поворчав, обиженный Жаки ушел завтракать. Столовую уже закрывали. Рабочие ловко загружали огромные ящики и сносили оставшуюся снедь в два тяжелых грузовика. На тачках увозили рефрижерированные баллоны с «кокой», «фантой» и соками.
Жаки поел сытно, успев еще разочек пройтись по столам, на которых щедро, на шведский манер, стояли блюда. Следовало познакомиться с шеф-поваром, что непременно и делал Жаки в любой гонке. От дружбы с поваром никогда убытка не бывает. Жаки пролез под стойку, отделявшую кухню от обеденного зала, — и обомлел. Теперь он понял, почему все было так вкусно. Перед ним стоял, сияя круглым личиком, Ганс Дамке.
— Герр Дамке? Вы ли это?! Боже, какое счастье! Вы— и на этой гонке?
— Почему бы мне здесь не быть? Гоняются славные молодые ребята, а платят куда больше, чем в Европе. Влияние богатой Америки.
— Если Дамке здесь, то размах и щедрость организаторов истинно американские! Вот уж обрадуется Роже!
— Крокодил выступает? — Дамке удовлетворенно хмыкнул. — О, значит, и гонка что-нибудь да стоит! Передайте Крокодилу: Ганс Дамке — к его услугам! Как тогда, последний раз, помните, на Лондонской шестидневке?
— Ну а как же? Вас тогда пригласили на трек. Вы произнесли небольшую речь. Дело прошлое, признаюсь: ваши обеды, понравились мне больше той речи...
— Да уж... — Дамке, хохоча, согласился. — Говорить меня никто не учил. У плиты это искусство и не очень нужно.
— Зато потом... Вы проехали круг почета в поварском одеянии. Эти фотографии появились во всех газетах мира.
— Так и во всех? Скажете тоже!..
— Что вам тогда подарили? Часы? Вспоминаю, гонщики сложились и с удовольствием купили подарок. А ваша речь тогда заканчивалась словами... — Жаки стал в позу оратора и продекламировал: — «Я не богатый человек и не могу пригласить вас всех сразу в мой дом во Франкфурте-на-Майне. Но если кто-либо попадет туда, будет желанным гостем, и я угощу всем, что только готовлю для своих лучших друзей...» И это вы говорили залу, где сидело восемнадцать тысяч человек!
Они оба понимающе рассмеялись.
Дамке был не последним звеном в сложной цепи организации гонки. Он работал на сотнях состязаний. И слыл воистину самым популярным человеком среди тех, кому приходится ежедневно крутить колеса. Дамке работал больше и лучше всех поваров. Он начинал свой день в семь утра и кончал где-то около двух ночи. Дамке обеспечивал четырехразовое питание, а также готовил любое национальное блюдо по заказу гонщика. Он, как никто, понимал королей дорог — людей, так любящих поесть и съедающих так мало. «Короли» живут мечтой поесть вкусно и досыта. Но вместо этого — режим, диета и витамины, витамины, витамины...
— Пойду обрадую Крокодила. — Жаки заспешил к выходу, потом вернулся и зашептал на ухо Дамке: — Крокодил не совсем в духе. Гонка, того, второстепенная... Крокодил хоть и держится, но, чует сердце, здорово куксится. Годы-то свое дают знать. Может, едой ублажим, а?! — Жаки заискивающе глянул в глаза Дамке, ища в них сочувствия.
— Ганс Дамке в полном распоряжении Крокодила. — Повар комично дернул ногой в шутовском реверансе.
— Ну и отлично, дружище! — обрадовался Жаки, довольный прежде всего тем, что сделал нечто полезное для команды.