Мир царя Михаила
Шрифт:
– Ну-с, - сказал седобородый, - давайте познакомимся. Я капитан Тамбовцев Александр Васильевич, исполняю в этом бедламе обязанности следователя по особо важным делам, и буду в дальнейшем заниматься вашей судьбой и возможным трудоустройством. А то что ж такое получается?
– продолжал он, постукивая пальцами по столу, - сыщик от бога, отменный руководитель охранной структуры, и вдруг оказывается в компании отъявленных негодяев, замешанных в убийстве Помазанника Божьего. А ведь вам сам Господь велел быть на стороне закона. Как же это так?
– капитан Тамбовцев склонил свою лобастую голову, и укоризненно посмотрел на меня. Потом немного помолчал, и спросил, -
– А что вас интересует?
– с трудом выдавил я, ошеломленный всем сказанным.
– В первую очередь следующим, - сказал капитан Тамбовцев, - а именно, тем, что покушение на Государя, к несчастью удавшееся, организовал завербованный вами агент охранного отделения, известный под кличкой “инженер Раскин”, он же Евно Фишелевич Азеф. Среди партии социалистов-революционеров он известен так же, как “Иван Николаевич”, “Валентин Кузьмич”, а так же “Толстый”… Тертый калач, опытный конспиратор, но нам все же удалось его поймать. Также взят под арест и его нынешний начальник, директор Департамента полиции Алексей Александрович Лопухин. Он вам прекрасно знаком. Личность, мягко говоря, скользкая.
Ну, да Бог с ним. Вернемся к Азефу. Сей господин на следствии показал, что заказ на убийство Государя он получил от некоего англичанина. А до этого указания убить того или иного высокопоставленного чиновника империи, с поступлением соответствующего денежного вознаграждения к нему поступали как раз от чинов департамента полиции, и потом он уже сам организовывал убийства указанных лиц. Так вот, я бы хотел у вас узнать - знали ли вы, что ваш подопечный Азеф, работал так же и на британские спецслужбы?
Я молчал. Да и что я мог сказать этому человеку? Все факты были против меня. Действительно, этот проклятый Азеф был моим агентом. Но я никогда не предавал Россию и Государя, и лишь старался принести ей пользу всеми доступными для меня способами. Возможно, что я был порой слишком неосторожен, и не всегда понимал того, что мой агент одной рукой мог сдавать мне своих товарищей, а другой злоумышлять против Государя. Если все обстояло именно так, и это чудовищное преступление совершил мой агент, то я стал его соучастником, и мне нет прощения.
Рандеву с Варягом 3. Мир царя Михаила
Там временем господин Тамбовцев встал из-за стола, и внимательно поглядывая на меня, прошелся по кабинету.
– Молчите?
– спросил он меня, - Ну и молчите. В общем, мы уже достаточно знаем о вашем сотрудничестве с Азефом. А вот еще один наш общий знакомый, некто поп-расстрига Георгий Гапон, интересует нас куда больше. С его участием готовилась провокация, способная потрясти основы Империи.
– Гапон - болтун и самовлюбленный позер, - сквозь зубы процедил я, - и вовсе он не моя креатура, а скорее, петербургского градоначальника Клейгельса. Я бы этого дурака к своей организации и на пушечный выстрел бы не подпустил.
– Очень хорошо, - кивнул Тамбовцев, - а хотите я вам расскажу, что должно было случиться через год после вашей отставки? Этот, как вы изволили выразиться, дурак, собрал бы тысяч пятьдесят рабочих, и повел бы их к Зимнему дворцу для того, чтобы вручать царю петицию собственного сочинения. С царскими портретами, иконами, хоругвями, пением “Боже царя храни” и церковных гимнов.
А вместе с этой толпой пошли бы и революционные боевики с бомбами и револьверами, и полиция об этом тоже бы знала. Да и трудно не знать, если одновременно с работой на полицию, Гапон состоял еще и членом одной из самых революционных радикальных организаций. Гнусная провокация получилась - ведь
Кстати, если царя и не убьют, то войска все равно будут обязаны стрелять. В результате были бы разрушены все три столпа, на которых держится государство Российское. Вы помните знаменитую формулу графа Уварова? “Самодержавие, православие, народность”. И вот все это летит псу под хвост. Начинается так нелюбимая вами пугачевщина, которую опять придется усмирять железом и кровью.
Мы знаем ваше отношение к рабочему вопросу, господин Зубатов, и потому разговариваем с вами сейчас, не как с подозреваемым в цареубийстве.
Сергей Васильевич, если нам удастся найти общий язык, то вы можете снова вернуться к своему любимому делу, и принести немало пользы Отечеству.
От такого неожиданного перехода, в сердце моем вновь вспыхнула надежда, что все образуется. Ведь один раз я уже становился из подследственного сотрудником полиции, и, стало быть, мне не привыкать к подобным переменам.
Я поднял голову и посмотрел в глаза капитану Тамбовцеву, - Скажу вам честно, на священную особу Государя я никогда не злоумышлял. Все остальные дела, инкриминируемые мне, есть обычные просчеты, неизбежные в любом деле, а отнюдь не злой умысел. И я готов искупить свою вину, если таковая и есть, длительной и преданной службой нашему новому Государю. Скажите, что я должен буду делать?
– Очень хорошо, - кивнул Тамбовцев, - скажу вам сразу, работать будете, как и прежде, по линии рабочих организаций. Правда, выходить с территории “Новой Голландии” вам не рекомендуется. Если Вячеслав Константинович увидит вас где-нибудь вне этих стен, то вы сами понимаете, чем может закончиться для вас подобная встреча…
Я понимающе кивнул головой, а капитан, усмехнувшись, продолжил, - на днях я сведу вас с одним интересным человеком, недоучившимся семинаристом. Ну, а пока вам отведут отдельную комнату, а вы посидите тут, и подумайте, как можно без особого шума и скандала отстранить Гапона от руководства “Собрания русских фабрично-заводских рабочих”. Убийство в подворотне не предлагать. Его авторитет, заработанный безграничной демагогией, должен будет плавно перейти к новому руководителю…
Я внимательно посмотрел на господина Тамбовцева, и спросил, - Скажите Александр Васильевич, а какова цель всего этого предприятия?
– Заинтересовались моим предложением?
– усмехнулся он, - тогда, слушайте. В одной стране существуют правительство, промышленники и народ. Вы хотели, чтобы всем было хорошо, но такого не бывает. Каждый тянет одеяло на себя. Промышленники безжалостно грабят народ, тот голодает, а правительство, не получая налогов ни с богатых промышленников, ни с нищего народа, вынуждено брать займы за границей. Причем чем больше голодает народ, тем сложнее с ним управляться правительству. Если хорошо правительству, то иностранные займы берут уже промышленники, а народ снова голодает. Кончается это обычно тем, что приходит тот, кому должны промышленники, и забирает все себе, ибо за такое правительство народ воевать не будет. Еще вариант - когда хорошо народу. А народ у нас щедрый, он и с правительством поделится, и с промышленниками, и тогда хорошо будет всем. И воевать за свое правительство он тогда будет так, что любой завоеватель сто раз подумает, прежде чем решится на войну с нами. Потому, что государственная система будет находиться в состоянии равновесия.