Мир дзэн
Шрифт:
С изучением поведения политиков тесно связан выбор исходного материала, с которого нужно начинать. Совет Конфуция на этот счет звучит примерно так:
Отказ учить того, кто способен к учению, влечет за собой потерю человека; обучение же того, кто не способен к учению, влечет за собой потерю слов.
Чжуан-цзы похожим образом передает разговор духа океана и духа реки:
Лягушка, живущая в колодце, никогда не поймет, что такое океан, ведь ее мирок так мал и узок! Нельзя рассказать о зиме летней мошке; ее жизнь ограничена лишь одним временем года. Нельзя говорить о Дао с школьным учителем; кругозор его слишком ограничен. Но если вы вышли из своего узкого мирка и увидели великий океан, то поймете всю свою незначительность и вам можно рассказать о великих законах.
Искусное использование отрицательной техники в обучении иллюстрируется в одной чаньской истории: некий учитель, когда его попросили объяснить, что такое Дао, молча выставил вверх большой палец. Мальчик, который помогал учителю, решил повторить его ответ. Однажды, когда он это проделал, учитель внезапно отрубил ему палец. Мальчик с криком убежал. Учитель позвал его. Когда ребенок вернулся, учитель снова выставил вверх большой палец. И в этот миг мальчик достиг просветления.
Положительное и отрицательное — это не противоположности; и их, собственно, нельзя отделить друг от друга. Это, скорее, разные пути постижения знания, общего для всех. Пока мы ограничиваемся только положительным, мы познаем лишь самое очевидное. Чтобы постичь все тайны, скрытые в самой глубине, нужно воспользоваться и отрицательным. Но именно из-за того, что отрицательному уделялось особое внимание, на Востоке так и не был полностью развит положительный подход. Поэтому здесь не хватало ясного, логического, методического эмпиризма, который есть ключевое условие развития материального и технического прогресса. Здесь он натыкается на кривую недоверчивую ухмылку отрицательного.
Для удобства объяснения на предыдущих страницах отдельно разбирались рациональное знание, интуитивное знание и не-знание. Классификация эта больше дидактическая, чем реальная. В действительности оба явления представляют собой неделимое единство. Их можно рассматривать как разные грани одного и того же основного свойства — того, что делает человека человеком. Если человек спортсмен, он может достичь высшего мастерства в беге, стрельбе из лука, игре в хоккей, отражении ударов. Все это разные формы того, что принято называть «спортивным талантом». В спортсмене нельзя искать неких духов, которые отвечали бы за тот или иной вид спорта. Человек начинает тренироваться, чтобы достичь совершенства в чем-то одном. Такую аналогию можно провести в отношении рационального знания, интуитивного знания и не-знания и применимых к ним техникам положительного и отрицательного. Каждая из форм знания хороша для той или иной стороны жизни. А так как мы участвуем во всех ее играх, в отличие от спортсмена, который занимается одним и тем же спортом, нам нужен весь набор инструментов для понимания.
…Главная ценность науки состоит во внедрении нового типа мышления. Ее метод — это постулирование, основанное на рациональном знании. За последние три сотни лет эта техника открыла перед нами широкие, необозримые горизонты. Но ведь приобретение новых драгоценностей отнюдь не обесценивает старых. Ценность мудрости, соединяющей в себе элементы интуиции и не-знания, до сих пор остается той непреложной основой, которая определяет решения, делающие человека человеком. Мудрость — путь для умелых, на котором рациональное знание, интуитивное знание и не-знание оттачиваются, укрепляются, переплетаются и применяются. Сегментированное знание, которое предлагает нам наука, всячески подчеркивая свою рациональность, вряд ли можно назвать мудростью. Как ясно указал Кассирер, «кризис самопознания человека» в наши дни есть доказательство того, что «единой силы, которая направляла бы все усилия человека, больше не существует». К сожалению, Кассирер и другие искали эту направляющую силу исключительно в природе человека… А ведь для того чтобы ее исследовать, нужен особый язык, находящийся пока за пределами человеческих способностей. Человек не может познать себя, пользуясь только своим знанием. Нужно обязательно найти универсальный язык, язык не-знания. Это важнейшее средство научного поиска, о котором необходимо помнить всем, кто ищет гармонию между наукой и природой.
Сущее невозможно Определить словами; Можно слова применять, Но нет среди них абсолютных. В истоках Земли и Неба Слов совсем не было, Они пришли из чрева материи. Когда человек бесстрастно Взглянет на суть жизни Или страстно Посмотрит на поверхность ее, И суть, и поверхность Окажутся одним, Только слова делают их разными, Только внешне неодинаковы они. Если же нужно имя, Чудом назови обеих: От чуда к чуду Сущее нам открывается. [136] (…) Вселенная бессмертна, Бессмертна потому, Что, не имея ограниченного «я», Остается безграничной. Разумный человек, Не заставляя себя, Умеет быть впереди себя, Но, не ограничиваясь самим собой, Держит себя вне себя: Никогда не переставая быть самим собой, Он бесконечно становится самим собой. (…) Натягивая тетиву, Не жалей об этом, Отточенная пила Станет тупой. Окружи себя сокровищами — И тебе станет неуютно, И в своей безмерной гордыне Ты упадешь на колени: Делай то, что нужно, Не ищи себе соперников, Живи, не умирай. (…) Природе не нужно ни на чем настаивать — Вот ветер дует почти все утро, А потом дождь идет полдня. Но что такое дождь и что такое ветер, Как не явления природы? А если природа ни на чем не настаивает, К чему человеку делать это? Естественно, Что тот, кто следует путем жизни, живет, Тот же, кто теряет путь жизни, сам чувствует себя потерянным, Тот, кто идет путем жизни, Чувствует себя уютно, Тот, кто соответствует ему, Чувствует теплый прием, Тот же, кто пользуется им не как следует, Чувствует себя нехорошо: Ведь если не уважаешь людей, То и тебя никто не зауважает. (…) Все говорят, что живу я Как самый последний дурак. Пусть — но именно так И надо жить. Если б не жил я, как дурак, То и жить бы вовсе не стоило. Три вещи из этой дурацкой жизни Больше всего дороги мне: Забота, Честность, Скромность. Если человек заботится, ничто не страшно ему. Если человек честен, он много оставляет другим, Если человек смирен, он растет; А если же он, как многие сейчас, Груб без заботы, Чересчур снисходителен к себе, Важничает бесстыдно — Он мертв. Незримый щит Заботы — Вот лучшее средство От смерти, Посланное небом.135
The Way of Life, according to Laotzu. An American Version by Witter Bynner. New York, 1944.
136
Этим стихотворением открывается «Путь жизни» — вольное стихотворное переложение Дао дэ цзина, сделанное Уиттером Биннером. В этом классическом произведении китайской литературы, составленном в IV–III вв. до н. э. Лао-цзы или его последователями, немало элементов дзэнского мироощущения. Философ Лао-цзы, современник Конфуция, сочетал в себе, казалось бы, несочетаемое — он был и прагматиком, и мистиком. По его утверждению, путем специальных медитаций — как полагал и сам Будда — любой человек способен соединиться с Абсолютом. «Делать — значит быть», — говорил Лао-цзы (Прим. Н. У. Росс).
VII
Дзэн и запад
Бороздя океаны,
Они ищут сокровища —
Белый нефрит и желтое золото.
Если они хотят вскоре дойти до «другого берега»,
Пусть неотступно думают о Каннон —
Богине милосердия.
Г. Снайдер
Весенний сэссин в сёкокудзи [137]
Стоящий прямо на земле храм Сёкоку в северном Киото находится севернее христианского колледжа и южнее убогих домишек и пыльных каменистых дорог. Этот материнский храм, ветви которого разбросаны по всей Японии, образует одну из немногих крупных храмовых систем дзэнской школы риндзай. Сёкокудзи представляет собой комплекс сооружений: за большими деревянными воротами и покрытыми черепицей старыми глинобитными стенами стоит ряд храмов, каждый имеет свои стены, ворота, сад и заросли дикого бамбука. В центре этого комплекса взметнулся ввысь тихий и легкий, точно воздушный четырехскатный зал проповедей, на потолке которого нарисован парящий дракон, вперившийся своим горящим глазом прямо в пол. За исключением нечастых ритуалов, залом этим не пользуются, и золотого Будду, который сидит на возвышении в дальнем конце зала, не беспокоит бой барабанов и пение гимнов. От зала к пруду, где растут лотосы, ведет широкая аллея, обсаженная молодыми соснами. К востоку от здания возвышается деревянная колокольня и простые ворота содо, школы для обучения дзэнских монахов, или унсуй. [138] Со временем они станут священниками в храмах Сёкокудзи. Некоторые из них после многих лет дзадзэн (медитация), изучения коанов, постижения философии аватамсака (кэгон) удостоятся звания роси (мастер), возглавят содо, будут обучать мирян или займутся чем-то другим. Миряне также могут присоединиться к унсуй во время вечерних медитационных сессий в дзэндо (зал для медитаций), а некоторые из них, как и унсуй, получают от роси коан и принимают участие в регулярных сандзэн — острых ситуациях, в которых вы либо скажете правду, либо сломаетесь. Так, постепенно, не торопясь, занимаясь дзадзэн, ученик решает свою проблему.
137
Snyder С. Spring Sesshin at Shokoku-ji // Chicago Review. Vol. 12. N 2. Summer 1958.
138
Слово унсуй буквально значит «облако, вода» и взято из строки старинного китайского стихотворения «Плыть, как облако, течь, как вода». Это преимущественно дзэнский термин. По-японски монахи и священники всех школ называются бодзу (бонза). Для того чтобы стать унсуй, не нужно никаких формальностей, хотя им бреют головы и в школе содо одевают в длинное китайское платье под названием коромо. Унсуй могут в любой момент выйти из сообщества дзэн. Весной и осенью, когда проводится обучение в содо, никто не ест мяса, но летом и весной во время каникул каждый питается по своему вкусу. После посвящения в храмовое духовенство (осё, кит. хэшан) большинство дзэнских монахов женится и обзаводится детьми. Нынешнее поколение молодых унсуй происходит в основном из таких семей.
В распорядке содо в течение года выделяются особые недели, когда садоводство, плотницкое дело, чтение и другие занятия прекращаются и все время посвящается исключительно дзадзэн. В эти недели, которые называются сэссин, или «сосредоточение ума», сандзэн проводится 2–4 раза в день, а время, отведенное на него за один раз, значительно увеличивается. Миряне, которые соблюдают обычаи жизни содо и умеют сидеть спокойно, получают разрешение участвовать в сэссин. В Сёкокудзи весенний сэссин проводится в первую неделю мая.
Сэссин начинается вечером. Его участники строятся в колонну по одному в главном зале содо на покрытом циновками полу, а потом рассаживаются в два ряда, освещаемые неярким светом. Молча входит роси и садится впереди. Все начинают пить чай из принесенных с собой чашек, которые хранятся в широких рукавах черных халатов. Потом дзикидзицу — глава унсуй в дзэндо (эту должность занимают самые опытные монахи, сменяясь каждые шесть месяцев) — зачитывает ровным голосом правила дзэндо и сэссин, написанные на средневековом японском языке. Роси говорит, что все должны усердно трудиться; все кланяются и уходят, возвращаются в дзэндо, немного медитируют и рано ложатся спать.
В три часа ночи фусу (другой почтенный дзэнбо, который заведует питанием, финансами и размещением гостей) появляется в дзэндо и звонит в колокол. Включается свет — сегодня там, где столетиями коптели масляные светильники, светят десятиваттные лампочки, — и все молча скатывают свои одеяла, кладут их в небольшие деревянные шкафы, находящиеся позади матов, поднимаются с деревянной платформы, приподнятой над залом, надевают на ноги соломенные сандалии и выходят во двор, где умываются ледяной водой из каменного кувшина. Потом все возвращаются и садятся, скрестив ноги, на тот же мат, на котором они спали. Дзикидзицу входит и садится на свое место, зажигает благовония и оглушительно хлопает двумя деревянными палочками, а затем звонит в маленький бронзовый колокольчик. Несколько минут проходят в тишине, затем из центрального зала раздается еще один хлопок. Все встают, обувают сандалии и вслед за дзикидзицу — он все это время звонит в колокольчик — выходят из дзэндо, спускаются вниз по каменистой тропинке, которая соединяет дзэндо и центральный зал. Построившись в два ряда и сев на свои подстилки, все начинают петь сутры. Отрывистые китайские и японские слова следуют за ритмом, который задают улары сделанного в виде рыбы деревянного барабана, а также глухой звук колокольчика. Музыка становится все громче, а пение все быстрее. Входит роси, проходит между рядами, уважительно кланяется изображению Будды, зажигает благовония и уходит. Удары барабана и пение сутр продолжаются целый час, потом все неожиданно замолкают и возвращаются в дзэндо. Ученики встают, рецитируя Праджняпарамитахридая сутру. И дзикидзицу уходит так быстро, что за ним никто не успевает. Потом все располагаются на своих подстилках и медитируют. Через полчаса из комнаты роси раздается резкий звонок. Дзикидзицу кричит: «Подъем!», — дзэнбо поднимаются, бегут, стуча сандалиями по холодным камням, и встают в одну линию перед комнатой для сандзэн. Каждый ученик появляется перед роси под звонок колокольчика. На улице слышны только случайный кашель или стук палки. Ученики возвращаются по одному из сандзэн и рассаживаются по своим местам.
Туда идут не все. Кто-то отправляется на кухню, где нужно развести огонь в кирпичном очаге и приготовить рис в огромных черных горшках. Когда все готово, они хлопают деревянными палками, а те, кто находится в дзэндо, отвечают звонком колокольчика. Неся с собой набор чашек и палочек для еды, монахи подходят к месту приема пищи. Рассветает, а в это время года как раз цветут камелии. Двор, покрытый мхом, обсажен ими по всем сторонам, под ветвями кленов и сосен располагаются скамьи, а сквозь дымку тумана пламенеют яркие цветы. Еда скромная — соленые овощи и немного отварного риса, но и эта трапеза начинается перестуком палочек и пением коротких стихов. После завтрака дзэнбо расходятся: одни идут мыть посуду, другие метут длинные деревянные веранды центрального зала, третьи моют комнаты роси и убирают в садах упавшие листья. Молодые унсуй и миряне метут, убирают и моют дзэндо.