Мир иной
Шрифт:
Артёму почему-то подумалось, что мудрейший поведёт их прямо внутрь руин, но он маленько ошибся. Они обогнули развалины, за которыми обнаружился небольшой дворик, окруженный невысокой каменной стеной. Как и само здание, забор производил впечатление глубокой древности. Его блоки потрескались, из них выпадали куски. Местами зияли сквозные дыры, хотя пока ещё небольшие. Громалк провёл их внутрь через арку, почему-то сильно выступавшую над забором.
Изнутри дворик оказался прямоугольным и узким. Он был даже меньше, чем показалось Артёму снаружи, и совершено пустым. Лишь с каждой стороны вдоль
Плохой не мог определить их материала на глаз. Казалось, что они были сделаны из застывшей полупрозрачной массы, в которой виднелись прожилки. С одной стороны монолиты были чуть красноватыми, а с другой носили жёлтоватый оттенок. Ещё один монолит стоял в дальнем глухом конце двора. Но Артём не смог различить его цвет.
Из любопытства Плохой посмотрел на монолиты уже ставшим привычным магическим зрением. Ничего особо не изменилось. Но ему почудилось, что узоры прожилок вдруг приобрели странную осмысленность. Казалось, что взгляд выхватывает странно связанные знаки. В мозгу вспыхивали какие-то слабые ассоциации, которые Артём никак не мог уловить. Но в следующий миг смысловая конфигурация распадалась, и в сознании вспыхивал новый знаковый блок.
Плохой с трудом оторвал взгляд от ближайшего монолита. Он видел, что Лития тоже озадачена.
— Что это? — спросила она у учителя. — Что это за узоры внутри?
— Ничего не напоминают? — ехидно поинтересовался мудрейший.
Лития чуть подумала.
— Эйты! — вдруг выдохнула она. — Эйты, только сильно искажённые.
А ведь точно, — сообразил, наконец, Артём. Узоры действительно отдаленно, напоминали эйты. Но это были не те значки, что изображались на магограммах. А такие как их внутренне представлял себе сам Артём, при визуализации магосхем.
Но минуточку, — задумался он, — ведь та же Лития должна была визуализировать их совсем по-другому. Громалк говорил, что всё это строго индивидуально, да и в любом случае невозможно поверить, что она использует привычные для него техноцизмы. Похоже, эти прожилки-узоры воздействовали прямо на подсознание.
— Это монолиты судьбы, — торжественно объявил Громалк. — Говорю сразу, что не знаю, как это работает. Но считается, что с их помощью можно узнать своё предназначение и судьбу.
— В самом деле, — довольно скептически отозвался Артём, а вы сами пробовали?
— Разумеется, да, — нисколько не обидевшись, — ответил Громалк, — довольно давно. В молодости.
— И как результат?
Артём поймал себя на мысли, что невольно заинтересовался. Вообще-то он не верил во все эти предсказания, но вдруг…
— Так себе. Ничего нового, в общем-то, не узнал. Я уже тогда знал, что буду учёным. Мне была предсказана неплохая карьера, и что моё предназначение быть советником и учителем высочайших особ. И ещё кое-что…
— Ух-ты, — обрадовано воскликнула Лития, — всё ведь сбылось.
Громалк негромко рассмеялся.
— Помилуй, у кого из молодых нет подобных амбиций?! Так, что ничего это мне не дало. Да и слишком уж обще всё было.
— Ну а у остальных? — поинтересовался Артём. — У вас ведь ведётся статистика?
Увидев, что последнее слово его собеседникам непонятно, он скорректировался:
—
Мудрейший кивнул.
— У остальных, насколько мне известно, неоднозначно. Что-то сбывается, что-то нет. Оно и понятно: ведь монолиты показывают не абсолютное, а лишь наиболее вероятное будущее. Мне даже кажется, что монолитам в большинстве случаев просто нечего сказать. Но ты, ты нечто уникальное и мне очень любопытно посмотреть, что они покажут тебе.
— Как это работает, — решительно поинтересовался Плохой, которому действительно сделалось любопытно. — Мне кажется, нам следует поторопиться.
Небо быстро темнело. В лучах вечернего солнца облака казались коричневыми.
Мудрейший согласно кивнул.
— Да, это лучше всего делать в полумраке, так что сейчас самое время: можно ещё обойтись без магического света. Надо магически вглядеться в монолит и увидеть внутри него связанную структуру эйтов.
— Как на магосхеме? — спросила Лития.
— Похоже, но не совсем то. Это тебе не рисунок в книжке. Как я уже неоднократно вам обоим говорил, восприятия эйтов очень индивидуально и зависит от внесознания каждого. Здесь тоже самое.
— Запомните эйты и их связи, можете запомненное зарисовать, а потом мы попробуем их истолковать.
По мнению рационалиста Плохого это здорово походило на гадание на кофейной гуще. Ну ладно, попытка не пытка.
— Цвет монолитов что-нибудь значит? — поинтересовался он.
— Говорят, что жёлтые показывают прошлое, а красные будущее. Хотя иные считают, что наоборот.
Очень мило, — подумал Плохой.
— Тогда, — произнёс он, — тот бесцветный в торце это, надо полагать, настоящее?
— А вот и не угадал! Это предназначение. Ну, так считается.
Лития, которой, видимо, надоели разговоры, уже подошла к монолиту, к красному. Прошлое её явно не интересовало. Но Артёму показалось, что он различил в движениях обычно решительной девушки некоторую неуверенность. Она что, своего будущего боится? — слегка удивился он.
Хотя, хотя, возможно в том, что бы наверняка его знать, действительно нет ничего хорошего? Артём на мгновенье задумался. Да, нет ерунда, это же всё не всерьёз. Нет никакого предопределения, даже в этом магическом мире. Громалк сам сказал, что показывается только наиболее вероятное будущее. А значит, при желании можно весь замысел на попа поставить. К тому же всё это очень неточно.
Да чего это я, — спохватился он, — рассуждаю так, словно реально поверил. Плохой решительно двинулся к ближайшему монолиту. По случайности тот оказался жёлтым. Так даже лучше, — решил Плохой, — сначала прошлое, затем будущее, потом разберёмся с предназначением. Если, конечно, всё не наоборот. Мысленно хмыкнув, он уставился в полумраке на монолит.
Как и в первый раз, узор прожилок по началу показался ему хаотичным. Потом сознание начало вырывать из этого нагромождения линий какие-то структуры то ли настоящие, то ли кажущие. Разум стремительно переключался с одной структуры, с одной ассоциации на другую, как в калейдоскопе. Но стабилизировать восприятие никак не получалось. Ассоциации вспыхивали мгновенным проблеском и исчезали, прежде чем он успевал по настоящему осознать их.