Мир искусства в доме на Потемкинской
Шрифт:
...Среди бумаг, оставшихся после Владимира Ростиславовича, было довольно много разрозненных, разноформатных листков, бессистемно вложенных в совершенно другие, безобидные по смыслу записи. Когда я сложил их в отдельную стопочку и расшифровал, то понял, что в ежовские и даже в брежневские времена хранить их вместе было безрассудно.
Но мысли его, определенный душевный настрой не могли не повлиять на близких ему людей. Самый же близкий человек – жена Татьяна Дмитриевна. Ее понимание окружающего было еще более болезненным. Она сполна прочувствовала голод, холод первых послереволюционных лет, расстрелы близких, распад культуры, стирание из человеческой памяти прошлого.
Т.
Гардин размышлял и писал философские рассуждения об окружающем, а Татьяна Булах писала страстные стихи. Опубликовать их в те годы было нельзя. Да и просто показать их кому-нибудь было страшно. Хранились они разрозненно, на отдельных листочках. Осторожный Гардин к наиболее опасным стихотворениям предусмотрительно делал «маскирующие» приписки. Так, к названию стихотворения «Узники», написанном в 1932 году, рукой артиста было приписано «в фашистской Германии». Такое «уточнение» стоило сделать:
Тюрьма для душ страшней тюрьмы для тел.И этот ужас – наш удел.В застенках сердца ненависть растет,Упорная, как терпеливый крот.Все роет, роет... Нет уже угла,Где б эта ненависть следа не провела.Но все молчим, а в горле слов комокСливается в тугой, затянутый клубок.И в сокровенной, черной глубине,На медленном, негаснущем огнеПроходит любящий, внимательный закалНаш друг единственный – негнущийся кинжал.Нам только он блестящим лезвиемПорою освещает дом,И в нем одном отраженоДуши клокочущее дно.Молчание становилось все более гнетущим, а после убийства Кирова – вообще невыносимым. Борьба против «врагов народа» обернулась страшной стороной духовного убийства их детей. Сталинская формула «сын за отца не отвечает» вылилась в частые отказы детей от родителей, заподозренных партией, в душевные трагедии только начинающих жить мальчишек и девчонок.
В. Гардин
Подобная трагедия произошла и в моей жизни. Отца из партии исключить не могли, потому что он был беспартийным. И в газетах о нем ничего не писали. Появилась, правда, восторженная статья о первом советском железобетонном доке и его творцах, не называвшихся в статье по именам, совершивших трудовой подвиг во славу «великого зодчего». О том, что главный инженер и одновременно начальник строительства – мой отец Глеб Дмитриевич Булах – в эти дни арестован якобы за вредительство, в статье, конечно, не сообщалось.
В троцкизме моего отца обвинить было трудно. Но следователь добивался признания отца в принадлежности к какой-либо контрреволюционной организации. Методы тех расследований теперь стали хорошо известны, так что неудивительно, что отец сам искал эту «принадлежность» и, наконец, признался, что до революции был кадетом. Он действительно в детстве прошел полный курс обучения в Николаевском кадетском корпусе, готовившем своих выпускников к обучению в военно-инженерных училищах. И следователь с чистой совестью мог написать в протоколе, что арестованный признался в принадлежности к партии КД (Конституционных демократов), в просторечье членов ее называли «кадетами». Поэтому одноклассники не имели морального права звать меня сыном троцкиста. Но клички «вредитель» мне избежать не удалось.
Следствие по делу отца тянулось полтора года [3] . Ежова за это время сменил Берия. Помог и систематический нажим Гардина, не боявшегося ходатайствовать об отце. Моего отца осудили всего на пять лет, выслали в Казахстан, где он работал главным инженером на строительстве моста через реку Или. А после конца срока высылки он даже смог надеть военную шинель: в звании рядового, с трехлинейной винтовкой в руках руководил строительством участка одной из военных дорог в Иране. Отправить его на германский фронт сапером все-таки не разрешили, как и не присвоили даже сержантского звания доценту и кандидату технических наук.
3
Все потом будет рассказано самим Глебом Булахом в его «Записках инженера» во второй книге – «Радость жизни. Тюрьма» (СПб, 2008).
В конце июля 1939 года Гардин предпринял попытку ведения дневника. Листки, исписанные каллиграфическим почерком, имели название «Жизнь или раздумья сумасшедшего». Так он, вероятно, пытался обеспечить себе какое-то оправдание, если бы кто-нибудь из «органов» разложил по порядку вырванные из амбарной книги и разбросанные как попало листы. Гардин писал:
«Начинаю первый в моей жизни дневник. Хочу назвать его дневником моих мыслей, потому что событий и происшествий так много, что, пожалуй, их все не запишешь. Да и без меня на это люди тратят тонны бумаги. Ну и врет же эта бумага, особенно – газетная! Но от нее, по крайней мере, есть хоть одна несомненная польза – ее утилизация. А что делать с ложью по радио! В какую фановую трубу ее девать!
К мыслям о человеческой лжи я буду часто возвращаться. Вот уж действительно стоголовая гидра, с которой трудно будет сражаться. Но попробовать нужно: интересно – я ведь фехтовальщик.
Хочу печататься. Пишу и собираю материалы о себе. Очень много набралось папок с записками и фотографиями. Жизнь, слава Богу, большая.
...Гитлер вместо Бога говорит: „Провидение“. Об этом мы услышали недавно, когда, подружившись, стали печатать его речи. Провидение, конечно, было печатано с маленькой буквы. В знак недостаточного почтения.
Я уклоняюсь выражать неуважение и непочтение философским символам, которые еще не отвергнуты человечеством, по той простой причине, что никто еще не доказал отсутствия в нашем бесконечном мире Провидения. Может быть, Бесконечность и есть Провидение! Поэтому я смело пишу с больших букв эти замечательные и непонятные слова (у нас в названии „Комитет по делам кинематографии“ стараются все слова писать с больших букв, а председателя – тем более! Эти слова понятны. Почет и уважение оплачиваются. Подхалимство – самая модная и самая заразительная болезнь».)
Примерно через два месяца, когда шла уже война в Польше, Владимир Ростиславович записал настолько крамольные мысли, что из-за них, видимо, и разброшюровал тетрадь набросков:
«Изумительно объединение мельчайших телесных частиц, ощущаемых и управляемых внутренней силой – духом. Временно ослабляется и частично выключается эта сила во сне. Перерождается или уничтожается (что из этого верно, человеку неведомо) ощущение жизненной силы в смерти. Сохранение внутренней силы и управление ею дают долгую жизнь. Следовательно, самоуправление – вот стимул продолжительности жизни!