Мир Кристалла (гепталогия)
Шрифт:
Сейчас барон Джон сидит в трапезной замка, а перед ним, на коленях, стоят пять человек – уцелевшие защитники, которым хватило проворства сдаться в плен. Прочих, менее шустрых, просто втоптали в землю. Ну, и еще прислуга, которая конечно же не в счет, – в бою она не участвовала, и карать ее никто не собирается. Сначала, под управлением людей сэра Джона, она тушила пожар, а затем ее заперли в замковой кладовой, предварительно вытащив оттуда все ценное.
Ценное погрузили на подводы и сейчас увозят из замка. Разумеется, таскать награбленное – или взятое с бою, дело не в названии – с собой никто не собирается. Свезти в лес, в очередную найденную гоблинами
– Ступайте к своему господину! – грохочет Джон Рэд, и эхо его голоса вольно гуляет под сводами трапезной. Хороший зал, гораздо больший, чем его собственный, и обставлен побогаче… был. До того, как здесь прошлась призовая команда. – Передайте ему, что в замке сидит новый хозяин. И не забудьте уточнить, что мои люди сделали то, что не вышло у этого ничтожества, – взяли замок с ходу. С ходу! Ха!
Пленных выволакивают из зала, освобождают от пут и пинками провожают за ворота.
– Стыд и позор, – бормочет барон. – Стыд и позор, как есть. «Мои люди взяли замок»! Как же!
Замок взял малолетний сопляк, причем рыцарь совершенно точно знает – лучшего захвата невозможно и придумать.
– Денни – тоже твой человек, – негромко говорит Акут-Аргал.
– Да…
– Главное, чтобы не загордился.
– Ну… привести сюда мальчишку. И… вина подайте, что ли. Но немного. Нам скоро уходить.
К моменту, когда появляется Денни, настроение барона Джона становится получше. Найдена сокровищница Ральфа Нормана – не вся, разумеется, похоже, этот хитрый лис не доверял даже собственным людям и хранил ценности в разных местах. Но золота у Джона Рэда прибавилось, да и долговые расписки, данные Ральфу Норману находящимися на его земле мелкими арендаторами, тоже стоят недешево. Очень недешево.
Мальчишка входит в зал, и рыцарь с ходу берет быка за рога.
– Ты, вроде, говорил, что не будешь убивать и разрушать? – грозным голосом осведомляется он, но увы, обмануть маленького нахала ему не удается.
– Я случайно! – пищит воришка, и все присутствующие дружно принимаются хохотать.
Еще через шесть часов – гонцы еще даже не успели оповестить Ральфа Нормана о неприятных новостях – последняя подвода покидает замок. Люди барона Джона уезжают на трофейных конях, везя с собой… проще перечислить, что они с собой не везут. Стены. Стены они оставили на месте, и видно, как над ними пляшут языки пламени.
Вороны обычно не летают ночью, но Чарли являлся исключением. В самом деле – почему бы ЧЕРНОМУ ворону не летать в темноте? Света половинки луны более чем достаточно для того, чтобы видеть землю. Соколов и прочих дневных опасностей нет, остаются, разве что, крупные совы – но сов Чарли чувствовал заранее. Не понятно как, но чувствовал, так что судьба обычной жертвы бесшумных ночных убийц – когда ты узнаешь о нападении лишь после того, как тебя пронзают насквозь железные когти, – ему не грозила. А вести воздушный бой совы не умели – по крайней мере, встретив в ночном небе сумасшедшую ворону, предпочитали геройской битве беспорядочное, роняя перья, отступление.
Так что ночные события Чарли наблюдает, сидя на флагштоке самой высокой замковой башни, и, тем не менее, ухитряется позорно прозевать всю подготовительную часть. Впрочем, у пернатого разведчика есть вполне уважительное оправдание – он находился под впечатлением нового знания, случайно полученного им сегодня вечером. Подсмотренного, проще говоря.
Ворон узнал о существовании такой вещи, как день рождения.
Война привлекает не только солдат. Конечно, в эпоху Роз ситуация была далеко не столь запущена, как в далеком двадцать первом столетии, когда на одного человека с винтовкой будет приходиться полсотни чиновников – и все они абсолютно необходимы! Но все же…
Одной из необходимых составляющих войны является торговля, и торговые караваны начали стягиваться к месту предстоящей битвы уже пару недель назад. Скрип телег, ржание коней, звон оружия охраны… Чарли обожал все звонкое и блестящее и с удовольствием наблюдал за суетой и неразберихой.
Этот караван вез еду – мешки с мукой и неразмолотым зерном для похлебки и репу – много репы. А вместе с купцом путешествовал его двенадцатилетний сын: обычная практика, если отец хочет, чтобы наследник с юных лет начал перенимать его опыт. Или просто – если у наследника шило в заднице и дома его лучше не оставлять.
Наследнику исполнилось тринадцать, и по этому поводу на очередном привале был устроен пир. Выкатили – всем, кроме охраны, разумеется, – средних размеров бочку вина, произнесли несколько прочувствованных речей, а затем, выпив и закусив, орали радостно, подбрасывая в воздух кто шлем, а кто – и самого наследника.
До сих пор Чарли общался в основном с отцом Уолтером и был вынужден вести жизнь, очень напоминающую двойную жизнь гуляки-монаха: разведка и молитвы. Ну хорошо, присутствие при молитвах отца Уолтера. Сказать «набожный ворон» – значит подвергнуть язык человеческий серьезному испытанию, но в целом Чарли вполне соответствовал канонам доброго христианина. А вот когда отца Уолтера не было рядом, ворон охотно пускался во все тяжкие, суя свой клюв в места, для такового матерью-природой отнюдь не предназначенные. Жить ему было весело, интересно, и если кто-то захотел бы посмотреть на абсолютно счастливого ворона, то далеко ходить за примером ему бы не пришлось.
Но о праздновании дня рождения Чарли узнал лишь сегодня. Сама мысль о том, что есть особый день, когда те, кто тебя любят, начинают любить тебя еще сильнее, покорила ворона сразу и навсегда. И главное…
И главное, виновнику торжества подарили подарок – изящный серебряный браслет с финтифлюшками, такой блестящий, такой…
Мы уже упоминали, что блестящие предметы были одной из главных слабостей Чарли?
Так что, как легко видеть, у Чарли были основания отвлечься и пропустить начало ночных событий – он ДУМАЛ. В маленьком птичьем мозгу, не уступающем, впрочем, человеческому по способности строить свои, птичьи, планы, роились образы и постепенно складывалось… Нет, не сложилось. Во дворе зажегся масляный светильник, и, хотя нес его всего лишь мальчишка, вероятно, из числа прислуги, ворону пришлось сосредоточиться на нем. Дело прежде всего, мечты и фантазии подождут.
Потом появились собаки, потом покатился по лестнице, грохоча и вопя что-то нецензурное, стражник, с хрустом врезался в перила и затих. И только тут пернатый разведчик заподозрил, что у него под самым носом происходит что-то, мягко говоря, необычное.
Выбегают из двери люди – и собаки бросаются на них, на собственных хозяев… Впрочем, нет. Собаки принадлежат барону и к слугам относятся так же, как и барон. Хочешь – бросайся. Но все равно – странно.
Носятся по двору обезумевшие лошади. Звенит железо…