Мир Лема: словарь и путеводитель
Шрифт:
«Стал он тогда просыпаться, нелегко ему это давалось, наконец очнулся он совершенно, и тогда-то ужасное зародилось в нем подозрение. В самом ли деле вернулся он к яви или же пребывает в другом сне, переживая только видимость бодрствования?» — Сказка о короле Мурдасе
Гипотетический эксперимент, позволяющий определить, существует наблюдаемый мир вне наблюдателя («в реальности») или внутри него (то есть является феноменом, созданным мозгом), если и возможен, то лишь на основе анализа сложности наблюдаемых феноменов — феномены, созданные мозгом, не будут превосходить определенного уровня сложности, в частности, они этим мозгом могут быть поняты; феномены окружающего мира могут иметь большую сложность,
Итак, живое существо, а также искусственная система (электронный мозг или иная, достаточно мощная и способная к обучению структура) при определенном уровне сложности создает внутри себя субструктуры, не являющиеся вполне детерминированными и не являющиеся легко доступными (или являющиеся недоступными) для внешнего наблюдателя. Создание таких субструктур может трактоваться как возникновение «внутренней жизни», внешне это может выглядеть как непредсказуемость поведения, свобода воли, разум и т. п. Понимание возможности такой ситуации немедленно влечет возникновение и в естественном существе, и в электронном мозге — попытки понять, как он устроен, в частности, гипотезы о том, что он сам является изолированным от мира электронным мозгом, питающимся «импульсами», и его творец тоже может быть таковым.
«И потом стало распространяться. Это я еще могу вообразить. Допустим. Но чтобы из этого возник КТО-ТО — извините. Это уж сказки! Никакой дух из частиц не мог там появиться на свет. Разум на Луне из электронного лома? Нет. Это чистая фантазия». — Мир на Земле
«Но тогда возможно и то, что хозяин запыленной лаборатории, в которой МЫ стоим на полках, — сам тоже ящик, построенный другим, еще более высокого ранга ученым, обладателем оригинальных и фантастических концепций… И так до бесконечности. Каждый из этих экспериментаторов — творец своего мира, этих ящиков и их судеб, властен над своими Адамами и своими Евами, и сам находится во власти следующего бога, стоящего на более высокой иерархической ступени». — Странные ящики профессора Конкорана
Вопрос о моральности таких экспериментов сложен, поскольку мораль формируется как следствие опыта выживания, а данная ситуация является существенно новой; наличие свободы воли является важным аргументом для человека, решающего, должен ли он вести себя по отношению к объекту, как к человеку (например, не убивать его).
«Но как нам, так и им это не мешает любить, желать, ненавидеть, они могут прикасаться к другим людям, чтобы целовать их или убивать… И так эти мои творения в своей вечной железной неподвижности предаются страстям и желаниям, изменяют, тоскуют, мечтают… Вы поставляете им только сырье, сказал я, — в виде этих импульсов. Так же, как нам поставляет их мир. Когда я стою и смотрю на звезды, то, что я чувствую при этом, что думаю, это лишь мне принадлежит, не всему миру». — Странные ящики профессора Конкорана
«— Ну, что мне не нужен сон и что я все время должна быть около тебя… А чтобы орудие могло желать добра и любить, такого я не могла себе представить… — Да. Но из этого ничего не вышло. Потому что я искала в себе… — их — чего-то другого, была совершенно сумасшедшей. Некоторое время мне казалось, что у меня под кожей нет тела, что во мне что-то другое, что я только… только снаружи… Чтобы тебя обмануть. Понимаешь?» — Солярис
«Нельзя, заявляет он, не прийти к заключению об аморальности персонетических экспериментов; речь, однако, идет об исследованиях, которые, хотя и вступают в противоречие с этикой, жизненно необходимы для нас». — «Не буду прислуживать»
«Каждый «гость», когда появляется, действительно только фантом и вне хаотической мешанины воспоминаний и образов, почерпнутых из своего… Адама… совершенно пуст. Чем дольше он с тобой, тем больше очеловечивается. Приобретает самостоятельность, до определенных границ, конечно. Поэтому чем дольше это продолжается, тем труднее…» — Солярис
«Ты впутался в дела сил, над которыми мы не властны, в кольцевой процесс, в котором она частица. Фаза. Повторяющийся ритм. Если бы она была… если бы тебя преследовало готовое сделать для тебя все чудовище, ты бы ни секунды не колебался, чтобы устранить его. Правда?» — Солярис
«— Я ничего не знаю об устройствах, подобных тебе, но я вижу тебя и слышу, и ты по твоим речам представляешься мне разумной, хотя и подчиненной какому-то принуждению, и — коль скоро ты, машина, борешься, как сама мне поведала, с этим принуждением и говоришь, что чувствовала бы себя свободной, если бы у тебя отняли стремление убить, — то скажи мне, как ты чувствуешь себя сейчас, когда оно в тебе?» — Маска
9. Я, не я, два я
Кажется очевидным, что если описать положение всех атомов в человеке и по этому описанию произвести синтез, мы получим человека. Поатомное описание чудовищно избыточно, но нам важен принцип. Возражение, что важна еще электрическая активность, нас не пугает — на тех частотах, на которых работает человек, она однозначно связана с эдс и сопротивлением, то есть с положением атомов. Проблему различения оригинала и копии некоторые предлагают решать, уничтожая оригинал, но это если и необходимо, то по внешним причинам. Внутри задачи никаких парадоксов не возникает, ибо копия в момент возникновения будет отличаться от оригинала, поскольку будет воссоздавать более раннее его состояние. Однако проблема возникает опять, если создать две копии.
«Если же кто-нибудь особенно спешит, персонограмму передают по телеграфу к месту назначения, а там его восстанавливают в аппарате. Тем временем исходного бжута распыляют и отправляют в архив…» — Звездные дневники Ийона Тихого. Путешествие двадцать третье
«Некоторые богословы, например Гаугер Дребдар, полагали, что настоящая смерть наступает лишь после разложения («в прах обратишься»); но эта версия рухнула после создания ресуррекционного поля, собиравшего человека как раз из праха, то есть из атомов, на которые было распылено его тело, причем воскрешенный ничего не ведал о том, где перед тем побывала его душа». Звездные дневники Ийона Тихого. Путешествие двадцать первое
«— Вы чудовище, — произнес я тихо и спокойно. — Отдаете ли вы себе отчет в том, что сделали? А впрочем, — неожиданно успокоился я, — ведь сознание человека не может быть повторено. Если ваша жена живет, ходит, думает, то в этом кристалле заключена в лучшем случае, некая копия ее души, — но отнюдь не сама душа… Видите ли, господин Тихий, вы совершенно правы. Невозможно создать душу кого-то, кто живет. Это была бы чепуха. Бессмертную душу можно создать человеку лишь в момент его смерти». Бессмертная душа
Для человека, оказавшегося участником такого копирования, шокирующим может оказаться то, что сама копирующая система может быть апсихична и даже вообще не понимать, что делает.
«— Ничего, — сказал служащий. — Побудете у нас подольше и привыкнете. Пожалуйста, вот ваш биле… Он не докончил. Сверкнуло, прогрохотало, взметнулась пыль, а когда она осела, вместо своего собеседника я увидел огромную дыру в полу. Я окаменел. Не прошло и минуты, как несколько ардритов в комбинезонах заделали дыру и прикатили тележку с большим свертком. Когда его развернули, передо мною предстал дежурный с билетом в руке. Он стряхнул с себя обрывки упаковочной бумаги и, устраиваясь на вешалке, сказал: — Вот ваш билет. Я же говорил, напрасно волнуетесь. В случае чего любого из нас продублируют». — Звездные дневники Ийона Тихого. Путешествие четырнадцатое